Вперед, в семидесятые!
Интернет-публикация статьи Дмитрия Медведева «Россия, вперед!» в сентябре 2009 года стала подтверждением того, что даже сама власть наконец признала очевидное: «нулевые» годы стали очередным «застоем», когда высокие нефтегазовые доходы позволяли жить, практически ничего не меняя, - иного бизнеса, кроме «сидения на трубе» и покупки за рубежом потребительских товаров на полученные нефтяные деньги, в стране, по большому счету, не наблюдалось.
В общем-то, никакого откровения здесь нет. Поэтому менее всего хотелось бы демонстрировать обличительный пафос и с публицистическим надрывом призывать к переменам. Все это уже проходили в конце 1980-х. Кроме того, все прекрасно понимают, что так называемые «сложившиеся интересы», подталкивающие к постоянному воспроизведению существующей ситуации, мощны, многообразны и глубоко укоренены во всех эшелонах власти и, что самое главное, общества. А вот подлинных «инициаторов перемен», готовых подсобить столь необходимой модернизации не только благими намерениями и общим трепом, но и волевым давлением, лоббированием и деньгами, как-то не очень заметно.
«Слезть с трубы» и поменять гарантированные «короткие» деньги на совершенно негарантированные «длинные » добровольно никто не захочет. Настаивать на повторении «перестройки» со свежей памятью и еще не зажившей травмой 1990-х годов вряд ли кто решится. Какие-либо мобилизационные сценарии не то что в брутальном сталинском, а даже в умеренно брутальном петровском варианте в наше время попросту технически невозможны. Добровольное самоограничение общества а-ля послевоенные Япония, Южная Корея, Тайвань и Сингапур (меньше потреблять, больше копить во имя будущих поколений и модернизации страны) тоже не для нас. Кто же из современных русских станет отказываться от дня сегодняшнего во имя абстрактного дня завтрашнего? Сразу припомнят построение коммунизма к 1980 году.
Что же тогда остается? Ответ - ждать, пока все само собой как-нибудь рассосется и образумится («…выполнять ранее принятые целевые программы»). Именно к этому благодушному выводу и приходит в своей статье Дмитрий Медведев после весьма нелицеприятного анализа статус-кво. А Владислав Сурков, первый замглавы президентской администрации и главный идеолог страны, в отклике на президентскую публикацию делает акцент на «эволюцию» и «модернизацию сознания населения». Поскольку основные константы российской ментальности остаются незыблемы целыми столетиями, то понятно, что сроки для завершения вышеуказанной «модернизации» устанавливаются более чем приблизительные. Скорее всего, никакой сверхзадачей на ближайшее десятилетие население нагружать не станут.
По всей вероятности, грядущие «десятые» от уходящих «нулевых» радикально отличаться не будут. Возможны коррекции, но суть правления останется, видимо, прежней. Иными словами, можно уже довольно уверенно говорить о путинско-медведевской «большой эпохе» (2000-2024?), у которой по сущностным характеристикам много пересечений с почти двадцатилетним правлением Леонида Ильича Брежнева (1964-1982).
Хорошо застаиваемся: суть общественного договора
При всей разнице внешней стилистики – подтянутые и спортивные президент с премьером и их молодые министры против шамкающей и шаркающей брежневской геронтократии, вождь, плывущий агрессивным баттерфляем, и вождь, вяло рекущий скучающей аудитории про «сосиски страны», – есть и важные черты сходства. Прежде всего, это демобилизация общества: граждан ни о чем не спрашивают, но и ничем особо не напрягают. Кроме того, не участвующему в своей собственной судьбе обществу дают вдоволь приватно постебаться над властью на уровне «кукиша в кармане». В брежневские времена это была культура политических анекдотов, сейчас – иронизирующая блогосфера.
Как и тридцать лет назад, в нынешние времена суть общественного договора между властью и индивидом сводится к следующим основным контрактным пунктам:
- Неучастие общества в принятии решений обменивается на относительное невмешательство власти в частную жизнь граждан.
- У индивида нет возможности влиять на власть, но он может приватным образом посмеяться над ней по полной программе и так компенсировать свою малую значимость.
- Происходит взаимозачет несовершенств: народ принимает тот факт, что у него нет другой власти, какой бы неэффективной и коррумпированной она ему ни казалась, а власть соглашается с тем фактом, что у нее нет иного народа, кроме того, какой предстает пред ее глазами, - ленивого, пьющего, вороватого и безответственного. В общем, дружба по расчету двух некрасивых подружек.
- «Демобилизованные» властью граждане получают индульгенцию по поводу ничтожности своих жизненных достижений: я нахожусь в полной заднице не потому, что я такой никчемный, а потому, что «коммуняки все заграбастали» (тогда) или «кровавая гебня все под себя подмяла» (сейчас).
- Вечный «кукиш в кармане» при полном отсутствии ответственности за что бы то ни было способствует выработке универсального в своей непогрешимости жизненного позиционирования: «Все вокруг г…о, а я д’Артаньян!»
Апология застоя
Застой обычно критикуют «в процессе», а потом с благодарностью вспоминают постфактум. Здесь, конечно, есть элемент пушкинского «что пройдет, то будет мило», но есть и другое.
Застой дает возможность, не напрягаясь, стать участником распределения рентных доходов от продажи сырья и металлов. Все зарплаты в стране - производная той или иной степени от функционирования «трубы». Поэтому, даже сидя на довольно скромной должности, напрямую к «трубе» не относящейся, можно наслаждаться тем, что все равно «что-то капает» независимо от реальной квалификации, производительности труда и отношения к работе.
Это «что-то» в брежневские времена позволяло многомиллионной армии ленивых сотрудников ненужных НИИ покупать стенки, хрусталь, ковры и гоняться за периодически «выбрасываемым» импортным ширпотребом. При этом, естественно, они жаловались, что платят так мало, так мало – хотя, положа руку на сердце, нужно признать: что бы ни платили за такую работу, это все равно было щедрым даром богов.
Во второй половине «нулевых» нового тысячелетия, когда большая нефть снова забила упругим фонтаном, в Москве и городах-миллионниках сформировался обширный слой офисных клерков, которые получали относительно скромные зарплатки - от 30 тыс. до 60 тыс. рублей в Москве и от 15 тыс. руб. до 30 тыс. руб. в регионах. Этих денег, впрочем, вполне хватало, чтобы покупать в кредит недорогие иномарки, обновлять бытовую технику и проводить отпуска в солнечных Турции и Египте. При этом работа для них мало чем отличалась от отдыха на вышеупомянутых курортах. Все, кто когда-либо пытался добиться по работе адекватных действий от своего айтишника или, например, офис-менеджера, поймут, о чем здесь идет речь.
Застой частично избавляет человека от библейского проклятья «добывать свой хлеб насущный в поте лица своего». А это ведь одна из высших степеней человеческой свободы! Кстати, одна из причин, почему социализм так долго продержался на Кубе, - то, что местное население от этого проклятья там и вовсе избавлено: даже если совсем ничего не делать, с голоду все равно не умрешь - климат уж больно благодатный. У нас в России в силу климатических условий все-таки нужно заботиться о приобретении какой-никакой зимней одежды и более-менее надежного жилья. На Кубе же можно обойтись футболкой и шортами, навесом из пальмовых листьев и бутылкой дешевого рома. Поэтому даже в годы «высокой нефти» россиянам приходится некий минимум усилий прикладывать. Хотя до «потения лицом» дело и не доходит, эмансипация личности остается все же неполной. В общем, немного мы недорасплатились за грехи Адамовы. Обидно даже несколько.
А еще застой дарит такой бесценный ресурс как свободное время. Советский Союз был колченогим социальным государством, где среди всех предлагаемых страной общественных благ свободное время было единственным, чего было много и хватало на всех. Слегка потупив взор, государство говорило: «Да, признаюсь, не хватает муниципальных квартир, нормальных дорог и оснащенных больниц. Но есть время. Берите время».
В советское время на работе без конца пили чай, кроссворды разгадывали и бегали по магазинам. Некоторые (признаем честно, немногие) читали умные книжки и участвовали в создании альтернативной культуры: литературы, живописи, рок-музыки (тогда еще некоммерческой). Другие (более многочисленные) вкладывали этот ресурс в развитие теневой экономики с ее фарцовками, валютными операциями и подпольными цехами. Хорошая иллюстрация к тому, как можно было распорядиться избытком свободного времени в позднесоветские годы, - фильм «Асса» Сергея Соловьева: с одной стороны предстает образ «альтернативщика» Бананана (Сергей «Африка» Бугаев), а с другой - воротилы теневого бизнеса Крымова, которого играет Станислав Говорухин.
В СССР всякого рода альтернативная культура была побочным продуктом советского застоя, который культивировал серость в качестве мейнстрима. Но, как говорится, без определенной позиции не бывает и ей оппозиции. Как учит наука антропология, только наличие большого количества времени, не занятого рутинным трудом, создает предпосылки для творческого созидания. Без Леонида Брежнева и его лениво-уныло-добродушного правления не стали бы возможны Саша Соколов, Михаил Шемякин, Борис Гребенщиков, да и целое «поколение дворников и сторожей», у которых «был в кармане Сартр, а у сограждан – в лучшем случае пятак». Гениев из них, правда, вышло немного, но начитанных людей, не путавших перипатетиков с австралопитеками, в этой тусовке было изрядно – что ценно само по себе.
В 1990-е годы свободного времени у людей заметно поубавилось. Все «крутились»: любая относительно пристойно оплачиваемая работа стала желанной, и за нее «держались» - стало не до кроссвордов и чаепитий. Философствующие же «дворники и сторожа» обнулились до просто дворников и сторожей. Внимать рассуждениям вахтера о герменевтике или эпистемологии был готов разве что его коллега по ночной смене, да и то лишь при условии, что ему уже удалось впасть к этому моменту в сладостную полудрему.
Наиболее желанной была так называемая «работа в офисе», по тем временам еще не так распространенная. Во второй половине 1990-х сформировалась профессиональное сообщество «менеджеров среднего звена», некогда воспетое Сергеем Шнуровым в своей хитовой песне. Эти люди действительно были готовы работать до полного изнеможения, чтобы: а) удержаться на своем месте (желающих перебраться с барахолки в «офис» в то время было больше чем достаточно, и давление конкурентной среды ощущалось весьма заметно); б) из «офисного планктона» пробиться в небольшие начальники.
Как следует из песни, да и из личного опыта всех тех, кто на рубеже девяностых и «нулевых» прошел через карьерную ступеньку «менеджера среднего звена», ценой интеграции в ряды, как его теперь называют, «офисного пролетариата» была личностная, а иногда и физиологическая деградация. После двенадцатичасового рабочего дня (зачастую без выходных) уже не хотелось ни книг, ни фильмов, ни (о ужас!) секса.
Ситуация начала меняться к 2003-2004 году, когда ранее обозначившийся тренд к повышению цен на нефть был признан «устойчивым». Обнаружилось, что вакансий стало больше, чем квалифицированных кандидатов, способных их занять. Давление рынка труда снизилось. Автоматически уменьшилось число людей, склонных пахать по 12 часов в день. Правилом хорошего тона стало проводить в офисе не более восьми часов, из которых не менее четырех отводилось бы на сидение в интернете.
Подспудное желание «офисного пролетариата» к самоактуализации, выраженное в интерпретации рабочего времени как свободного, вырвалось наружу. Судя по количеству постов в ЖЖ, «Одноклассниках» и комментариев в интернет-форумах, оставляемых некоторыми офисными персоналиями, создавалось впечатление, что из восьми часов рабочего времени в интернете они проводят как минимум десять. И даже нынешний кризис здесь мало что поменял – чуть-чуть прижали уши в январе-марте 2009 года, а потом, когда погромыхало да потихоньку развеялось, снова повылезали в рабочее время в свои насиженные онлайн-коммьюнити.
Трудно сказать, станет ли что-нибудь «нетленкой» из этого обширного офисного интернет-творчества. Но сам факт возвращения «культуры обилия свободного времени» стал знаковым. Что характерно только для периода застоя, в ущерб производительности труда частично преодолевается необходимость рутинной деятельности, конечные результаты которой слабо представимы, – а в этом смысле офис несильно отличается от галер и каменоломни. Короче говоря, хуже работаем, зато мыслью и чувством как воспаряем!
Искушение перестройкой
Сейчас ряд довольно юных авторов, которые застали позднесоветский период в полусознательном детском возрасте, пытается его нафантазировать как своего рода «потерянный рай». Для тех же, кто помнит конец 1970-х – начало 1980-х более отчетливо, сермяжная правда в том, что, как бы нам ни хотелось видеть свое детство и юность в более привлекательном свете, это время было серым, бедноватым и обреченно-тоскливым.
Другая сермяжная правда: только в 2007 году постреформенная Россия вышла на советский уровень благосостояния. Понадобилось почти двадцать лет моисеевского хождения по пустыне, чтобы прибыть не в землю обетованную, а практически в ту же отправную точку – схожий уровень жизни и очередной застой. Новообретенное благополучие, конечно, радует, но оно сопоставимо с чувствами человека, который много лет пробомжевал, а потом волею судеб вернулся в свою некогда постылую «хрущевку». Понятно, что после чердаков и подвалов она показалась почти дворцом.
Что же побудило людей взалкать перестройки в конце 1980-х? Главным двигателем общественного недовольства было то, что психологи называют относительной депривацией, – свою серую, но довольно сносную жизнь советские люди сравнивали с благополучным Западом. Большинству людей тогда в голову не приходило, что в результате реформ они могут начать жить не лучше, чем они жили до сих пор, а намного хуже. Тогда-то всем казалось, что хуже некуда. Оказалось, что есть куда, и даже очень.
Вместо обещанной эволюции из второго мира в первый (а именно это и было написано на знамени перемен), де-факто произошло перемещение из второго мира в третий. Для России 1990-х стали актуальны такие проблемы третьего мира как массовые вспышки инфекционных заболеваний и перебои с электро- , газо- и водоснабжением (в позднем Советском Союзе об этом уже успели основательно подзабыть). Произошла частичная деиндустриализация страны, и значительная часть россиян, особенно в малых городах, переключилась на то, что эксперты ООН по третьему миру называют subsistence farming (натуральное хозяйство/некоммерческое земледелие), - наиболее примитивную форму сельского хозяйства, когда на крошечном участке земли выращиваешь картошку и другие овощи не для продажи, а для поддержания своего бренного земного существования. Единственными, кто в деревнях и малых городах держал в руках «живые деньги», были пенсионеры - и они там считались самыми богатыми людьми.
Еще одним моментом общественного консенсуса по поводу необходимости перестройки было то, что демократия шла одним комплектом с колбасой. «Архитекторы перестройки» пользовались следующим основным аргументом: все богатые страны - это страны демократические. Тот момент, что не все демократические страны являются странами богатыми – взять хотя бы пресловутый Гондурас или Доминиканскую Республику, - деликатно замалчивался. Стоит нам стать демократическими, и мы почти автоматически станем богатыми. Следовательно, будет много колбасы. А под колбасу и демократия как-нибудь покатит.
Всех ценителей демократии вне контекста колбасы на весь трехсотмиллионный Советский Союз набралось где-то 50-60 тысяч. Примерно именно столько и вышло в августе 1991 года к Белому Дому. Остальные ждали, чем дело закончится. В конечном счете, дождались они и колбасы. Колбаса в изобилии появилась на прилавках после гайдаровской либерализации цен 1992 года. Но стоила она уже столько, что гражданам, приготовившим слюну на эту колбасу, денег на нее явно не хватало. А скоро многим из них перестанет хватать и на хлеб с картошкой.
Но если чего-то не хватает, по закону Ломоносова-Лавуазье, что-то иное обычно предлагается в избытке. Если в 1970–1980-х годах в избытке было свободного времени, то в 1990-х, на фоне недостатка денег и рабочих мест, ресурсом, который плескался как рыба в садке, стала демократия. Вернее, то, во что она со всей неизбежностью выродилась в сложившихся реалиях.
«Ах, карнавал, удивительный мир!»
Демократия, протащенная контрабандой как приложение к колбасе (к тому же, колбасе полусбывшейся), очень быстро выродилась в зрелище. Не нужно соблюдать правила игры, не нужно делать ответственный выбор – можно просто смотреть, стебаться и получать удовольствие от наблюдаемого действа, оставаясь при этом лишь пассивным объектом политического процесса.
Формула управления толпой, звучащая как «Хлеба и зрелищ!», была известна еще античному миру. Поскольку с «хлебом» в широком смысле этого слова в 1990-е было не очень (в экономике, кроме пресловутой «трубы», по большому счету, так ничего и не появилось, а в связи с приватизацией последней «собес», когда всем понемножку капало, прикрыли), максимальный упор сделали на зрелище.
На зрелище была построена вся карьера «первого демократически избранного Президента Российской Федерации» - от влезания на танк в 1991 году через напоминающее буффонаду переизбрание в 1996 и до импровизационного телеотречения от власти в пользу Путина в 1999. На зрелище взошел на политическую сцену и до сих пор держится на ней Владимир Жириновский. А апофеозом зрелища как суррогата демократии стала деятельность депутата Госдумы первого созыва Вячеслава Марычева, являвшегося на заседания парламента в изобретательно чередуемых шутовских нарядах. Вся бурно кипящая политика 1990-х напоминала один непрекращающийся карнавал: народ и власть были по-настоящему едины в безудержном стремлении что-нибудь эдакое отчебучить.
Замечательный русский филолог, философ и историк культуры Михаил Бахтин (1895-1975) в своей знаменитой книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» дал определение карнавальной культуры как временной отмены сакральной иерархии власти в пользу фамильярного псевдо-братания и площадного юмора под прикрытием карнавальных масок. Только во время карнавала люди средневековья получали иллюзию равенства и отмены многочисленных иерархических различий. Карнавал давал возможность выпустить пар, чтобы по его завершении все вернулось на круги своя.
Карнавал - по определению явление временное. Он рассчитан всего на пару недель, после чего, по идее, все возвращаются к своим привычным ролям и прежним местам в социальной иерархии. Невозможно жить в состоянии карнавала годами, не говоря уже про десятилетия. В России десять лет карнавала в 1990-е годы стали затянувшимся «праздником непослушания», итогом которого стала эмоциональная усталость от всеобщего «расколбаса» и предсказуемая ностальгия по восстановлению иерархии. Кстати, у нынешнего «оранжевого» правления на Украине тоже все черты карнавала – вряд ли украинцы протянут в таком режиме еще много лет: скорее всего, все закончится очередным застоем под мудрым руководством какого-нибудь нео-Кучмы.
Тишь, гладь и блогосфера
Путин вернул иерархии власти ее почти средневековую сакральность. Царь есть царь, и ему к лицу корона, а не шутовской колпак. Зубоскалы изгнаны с национального телевидения в FM-ссылку. Кроме того, таки удачно подоспела колбаса – мировые цены на нефть в начале «нулевых» дали обратный ход, и к малому крантику трубы удалось вернуть прежде отлученных от него «сирых и убогих».
В новой «формуле любви» между властью и народом нашлось место и для укрощенной и не содействующей более анархии карнавальной культуры. Понимая, что народу все равно нужно выпускать пар, были разгорожены сакральное и профанное пространства. Политика и национальное телевидение остались в сакральном пространстве, а интернет милостиво был отдан для самовыражения и стеба (благо, что такое самовыражение ни на что практически не влияет).
Де-факто реализовалась мечта славянофилов XIX века об идеальной форме правления для России: полная свобода критики для широкой публики и полная свобода действий для самодержца (то есть самодержец может выслушать мнение народа, но поступать он волен по своему самодержавному усмотрению).
В этом смысле удалось пойти дальше брежневской эпохи. Политический анекдот тех времен также позволял выпустить пар, но он растворял личный «кукиш в кармане» в море других кукишей. А вот нынешний блог дает возможность придать кукишу «лица необщее выражение» и снабдить его авторской подписью (как известно, с автором анекдота мало кому удавалось встретиться). В брежневские времена «крамольные» надписи на стенах общественных туалетов не подразумевали обратной связи. А теперь отвечай автору поста или интернет-статейки сколько хочешь – хоть с применением раблезианской обсценной лексики и юмора «телесного низа», приличествующих виртуальному сортиру, хоть без оных. Так или иначе, твое личное мнение (мнение гоголевского «маленького человека») пойдет гулять по интернету. Вот, высказался доселе практически никому неизвестный Подрабинек, и вся страна обсуждала.
Карнавальная интернет-культура подменила у нас демократию. Причем речь идет не только о злокозненности власти, эту демократию ограничивающей и «суверинизующей», но и о добровольной отдаче народом права выбора (а значит, и бремени ответственности за свой выбор) в пользу более удобной жизненной позиции: «Вы за нас все решите, а мы, вот, посмеемся – ух, как посмеемся. Загнобим вас просто в интернете». Власть же милостиво отвечает: «Гнобите». Да и сама то блог себе заведет, то крамольный романчик типа «Околонуля» сочинит, как бы показывая, что, мол, мы тоже в теме.
На выборах в Мосгордуму, прошедших 11 октября 2009 года, явка избирателей составила всего 35% (по данным exit polls, вообще лишь 28%). Казалось бы, в самом продвинутом регионе, коим считается Москва, где концентрация «кукишей в кармане» явно выше среднестранового уровня, можно было бы воспользоваться своим избирательным правом и провести в региональный парламент представителей «демократической оппозиции». Ан нет. Голосовать не пойдем, потому что лениво. Лучше уж «антинародный режим» в очередной раз пнуть в интернете.
Видимо, предчувствуя электоральные настроения, Дмитрий Медведев в начале октября 2009 года высказался за увеличение числа пользователей интернета в России. По мнению президента, именно по этому каналу должно происходить расширение свободы слова в стране. Похоже, высшее руководство прекрасно осведомлено о том, что востребованная свобода в России – это свобода ни к чему не обязывающего интернет-стеба и свобода снятия с себя бремени всякой ответственности, в том числе, и ответственности гражданской.
Небеса наградили (прокляли?) нашу необъятную родину переменчиво удойной нефтегазовой «трубой», располагающей к созерцательному безделью, и шаловливым интернет-пространством. В сложившихся обстоятельствах русского человека правильнее было бы называть не Homo Faber (человек созидающий), а Homo Ludens (человек играющий). Определение «человека играющего» дал в свое время выдающийся голландский культоролог Йохан Хейзинга (1872-1945). Согласно Хейзинге, именно игра, а не нудная работа, - основной фактор становления человеческой цивилизации.
Если речь идет о России, то такая интерпретация «многое объясняет»: методичная и кропотливая работа в немецком стиле у нас всегда считалась какой-то аберрацией, зато существует многовековая традиция скоморошества (тему скоморошества как стиля жизни хорошо раскрывает книга академика Дмитрия Лихачева «Смех в Древней Руси»). Поэтому, если есть такая возможность, сидим на печи, играем на балалайке и зубоскалим. Нынешняя интернет-ирония – это, по сути, такая современная форма скоморошества.
Стоит ли осуждать данное отношение к жизни? И да, и нет. С одной стороны, любой застой – это медленный и сладкий путь в небытие. То же самое можно сказать и о так называемом «нездоровом образе жизни», который все бурно осуждают, не имея при этом никаких душевных сил от него отказаться. С другой - какой-никакой баланс между трудом и досугом: то, что англосаксы называют модным термином life-work balance, и то, чего так стремится достичь прогрессивная корпоративная публика.
Поскольку все времена в России обычно делятся на «непростые» и «очень непростые», то к тому времени, в котором мы живем, следует относиться без излишнего драматизма. Возможно, его когда-нибудь еще назовут «золотым» (брежневская эпоха тогда, видимо, пойдет по категории «серебряного века»). Ведь, положа руку на сердце, по сочетанию уровня благосостояния (да, живем мы средне, но лучше все равно никогда не жили) и реально востребованной свободы (именно реально востребованной, а не формально даденной или формально ограниченной) путинско-медведевское правление - фактически, беспрецедентное в русской истории.
Но не будем курить фимиам власти. Лучше поставим свечку за то, чтобы цена нефти не опускалась ниже $70 за баррель и чтобы не оскудевала интенсивность трафика в зоне ru.
Фото: pixabay.com
Трудно, очень трудно возразить...Надеюсь, сам автор понимает, что и его статья - это интернет-скоморошество и, соответсвенно, наши посты - блого-стеб!А мне и правда, так хочется, порой, казаться умным и интеллектуально понтоваться перед сообщниками. Тонизирует. Тем более, что ответственности на самом деле нет никакой. Ммм-дааааа...
Действительно, модель получается очень целостная. Однако непонятно, почему в других развитых странах эффект карнавальности практически не проявляется. У них есть свой аналог нашей трубы - нажитый прошлыми поколениями капитал (не обязательно промышленно-финансовый, в США во многом репутационный), есть масса свободного времени за счет очень высокой производительности труда, у тех же французов есть восхитительное умение использовать это свободное время наилучшим образом, а застоя все равно нет. И карнавальности нет, все в рамках.
http://www.vz.ru/columns/2009/10/26/340864.html Похожая статья.
Не знаю как насчет эпохи застоя в целом, но кухонные разговоры точно никуда не делись, даже обрели письменную форму. ;) 'Машина-дача-стенка' + бесплодная оппозиционность любой российской власти по прежнему нетленные ценности советской интеллигенции, а значит эпоха застоя никуда не делась, она по прежнему в головах...В общем ничего нового, да и пользы никакой.
Согласен даже в строгих на первый взгляд структурах (РЖД, Армия..) наблюдалась такая картина. Но кризис на самом деле многих отрезвил.Так на моем предприятии, год назад просто запретили прием людей, и четко ежеквартально урезали ФОТ, и самое главное что работа не встала, а кое где даже улучшилась. Поэтому сейчас стоит применять следующую формулу:ФОТ - ФОТоптимизированнй=экономияИ половину экономии распределяем между оставшимися работниками, пропорционально увеличению нагрузки.Работникам нравиться, даже идеи об оптимизации стали 'снизу' приходить.
В статье есть некоторое сгущение красок, вероятно художественный прием, на самом деле, в блогах пишет не репрезентативная часть населения России, а на выборы ходит другая часть, которая вообще не знает, что это такое Интернет. Кроме того пенсионеры в Москве получают дополнительно от Лужкова, существенно больше, чем в других регионах, так что Москва не показатель. А сеть имеет одну особенность, количество переходит в качество, будем надеться что и у нас это будет.
Очень интересный анализ и мысли. Вспомнил работу в офисе в конце 90-ых. Действительно, было модно работать до 8-9 вечера. Если кто уходил с работы в 7 часов вечера, то это считалось, у человека 'короткий день'. Но не согласен, что причиной были какие-то виртуально дышушие в спину конкуренты, которые ждали, когда ты ошибешься/не доработаешь. Нет. Просто у нас было модно быть трудоголиками. Может быть это отглосок веяний с запада, который был тогда в фаворе. Затем, постепенно, стало модно работать до 18-00 и не стыдиться использовать интернет для развлечения. Почему?