Музыкальный рынок России: концерт окончен?

Общим местом журналистики и науки является утверждение, что музыка сегодня – одно из самых востребованных искусств. Это отражается в физических объемах звучания, разнообразии фестивалей, в растущем числе залов, в расширении музыкальной инфраструктуры и т.д. Авторское право дополняется исполнительским. Современная музыкальная практика все более быстро мутирует. С одной стороны, в ней возникает все больше интереса к новым звучностям и новым инструментам, таким как орган Корти, инструменты Партча. В то же время, возрождаются старинные инструменты и способы игры на них.

В результате на Западе сформировалась постоянно меняющаяся звуковая среда, которая требует постоянно оттачивающегося профессионализма у разных категорий музыкантов и слуховых навыков у потребителей. В постоянно работающих музыкальных коллективах зарплата держится на 3-5 месте среди соответствующих категорий наемных работников. Напомню, что в США, например, 160 специальных учебных музыкальных заведений, Германии – 150. Музыкальная жизнь постоянно пополняется новыми профессиональными кадрами. В общеобразовательных школах разными методами превращают детей в слушателей музыки разных жанров. Это – их опыт.

Теперь посмотрим на ситуацию в нашей стране. Основной профиль образования (так исторически сложилось) – сольное исполнительство. Куда у нас могут устроиться профессиональные музыканты по окончании учебы? Каков рынок для профессиональных музыкантов? Только ответив на эти вопросы можно приступать к анализу системы образования. Начнем с той части исполнительских искусств, которые связаны с академической музыкой. Это, прежде всего, концертные организации и музыкальные театры и элементы, составляющие их инфраструктуру. Что тут происходит?

В регионах давно не видели москвичей и питерцев

Исторически сложилась так, что большая часть исполнительских сил всегда была сосредоточена в двух городах – Москве и Питере – отсюда музыканты ездили на гастроли по стране. Но с 1990-х годов профессиональная система музыкальной России потеряла столичную составляющую. Солисты и коллективы двух столиц без государственной «подпитки» стали редкими гостями даже в крупных городах РФ. Многие музыканты уехали за рубеж и наезжают в столицы только на гастроли, другие с трудом сводят концы с концами. Когда к исходу века средства на культуру окончательно переместились в регионы, российские города перестали видеть и слушать столичных музыкантов. Только «звездные» гастроли «медийных» фигур привлекали внимание российской глубинки. Но гонорары звезд опустошали кошельки концертных организаций и театров, а потому медиаперсоны были желанными, но не частыми гостями. Соответственно, собственный репертуар в регионах начинал съеживаться и упрощаться. Некоторые театры опера и балета стали походить на театры музкомедии и детские музыкальные. В филармониях статистически преобладали детские программы и программы из т.н. «семиклассики».

Лишившись столичных гастролеров, субъекты федерации и муниципалитеты стали выстраивать свою концертно-театральную систему. Часть из вновь созданных коллективов представляет собой, по существу, любительские образования, состоящие из студентов, в том числе нетворческих вузов, но окончивших детские музыкальные школы (ДМШ), желающих немного подзаработать преподавателей училищ, работников школ искусств, клубов и других учреждений культуры. Примерно так выглядели оркестры в Советской России в 1920-е годы. Репетиционный процесс иногда ограничивается полутора десятками часов в неделю, число выступлений в год – также на уровне одного-двух десятков, а то и меньше. Это качественно иные коллективы, чем те, которые создавались в последние «советские» десятилетия с годовой нормой выступлений порядка 120, с регулярной значительной репетиционной нагрузкой.

Нередко новые коллективы создаются без учета каких-либо организационных традиций и нормативов составов (а их в новой России и не было), а лишь в связи с наличием в городе артистов той или иной специальности. В муниципальных симфонических оркестрах и хоровых коллективах, музыкальных театрах, например, встречаются количественные диспропорции в распределении артистов по группам, можно встретить и замещение отдельных инструментов или голосов роялем или синтезатором в связи с отсутствием музыкантов соответствующего профиля. За единицей статистической отчетности под схожим названием (симфонический оркестр, капелла, филармония и т.д.) скрывались и до сих пор скрываются порой достаточно отличающиеся друг от друга образования.

Название «филармония» для большого числа концертных организаций так и осталось условным. Так сложилось в конце 1930-х годов, когда эстрадные организации влились в филармонии и образовался тот симбиоз классики и эстрады, который просуществовал до конца 1980-х годов. В 1990-е начался процесс обособления серьезной музыки от легкой. Последняя в массовом порядке стала переходить в негосударственные организационно-правовые формы. Большинство филармоний стало отвечать своему первоначальному названию, сосредоточившись на классике и фольклоре. Однако не все: например, в Сахалинской и Мордовской филармониях доля эстрады составляет 100% концертной нагрузки. Семь концертных организаций закончили последний год ХХ века с перевесом эстрады над филармоническими жанрами в границах от 84% до 57%. Еще восемь – от 50% до 34 %. Большинство таких «филармоний» являются национальными, где грань между традиционной национальной эстрадой и фольклором относительна. Мордовская, Сибайская, Удмуртская и другие подобные концертные организации являются ярким тому примером. Строго говоря, эти «филармонии» представляют собой профессионализированную художественную самодеятельность.

Наряду с «национальными», есть и другие, которые по-прежнему занимаются современной эстрадой: Сахалинская, Хабаровская, Смоленская, Алтайская, Тюменская, Новосибирская, а также филармония в Кавминводах имели в своем репертуаре от 100% до 23,2% легкой музыки. Но в целом, филармонии в начале третьего тысячелетия чаще опирались на десяток процентов эстрады, основное внимание уделяя «серьезным» жанрам. Собственно «чистых» филармоний, ограничивших себя только «серьезными» и фольклорными жанрами, по репертуару было примерно 29%. Из них примерно одна треть относилось к филармониям национальных республик.

Масса новых оркестров, или А оркестр ли это?

Государственная концертная система за 1990-е годы «филармонизировалась». Это видно также по росту открывавшихся коллективов. Росли симфонические и народные оркестры, духовые и камерные ансамбли. В середине 1990-х годов в России было 599 музыкальных коллективов, через пять лет – 689, в 2001 году – 742, а к концу 10-летия ХХI века – 760 в 79 субъектах федерации, причем федеральных из них — меньше шести процентов. Если считать, что коллективы являются основными проводниками филармонической культуры в стране, то такая динамика — почти 10% роста за десять лет — должна радовать.

Не может, в целом, не радовать и забота субъектов федерации и муниципалитетов о развитии этой области исполнительского искусства, особенно на фоне нищенского объема средств, выделяемых депутатами на культуру на федеральном уровне. Регионы накапливают творческие силы, у них возникает возможность проводить все более разнообразные филармонические концерты. Опора на собственные силы при поддержке властных структур территорий создают новую за последние годы ситуацию: все большее количество концертных организаций, как коллективов в составе филармоний, так и самостоятельных, могли выезжать на гастроли.

Практически во всех регионах страны создавалась новая инфрастуктура филармонической жизни. Увеличилось число симфонических оркестров. На рубеже 2000 года их было только 56, причем федеральных – 11. Сегодня их уже 60, 12 из них федерального, 48 – местного ведения. Аналогична динамика и среди оркестров народных инструментов. Число камерных оркестров и ансамблей увечилось на 15%. Лишь народные хоры встречаются реже, и то по статистике, в реальности они не исчезли, а «растворились» в других народных коллективах, в ансамблях песни и пляски.

Не исчезли и многие коллективы, которые статистика переставала учитывать, как самостоятельные. «Погуляв на свободе», они со второй половины декады нового века начали возвращаться в филармонии, тем более, всех ждал рано или поздно переход в организационно-правовую форму автономного учреждения. Свою роль сыграли и учредители, ускорившие этот процесс, которые должны были отчитываться перед федеральным центром, сколько организаций они перевели в новую организационно-правовую форму.

Рост числа бюджетных коллективов обнажил одну застарелую проблему отрасли — дефицит концертных залов и репетиционных помещений. Строго говоря, концертных залов для филармонической работы в стране вообще почти нет, за исключением нескольких специализированных органных залов. Между тем, филармоническая работа требует «настроенного» зала, тонкой акустики, меняющейся в зависимости от стиля, типов инструментов и т.п. В России в качестве концертных залов используются или бывшие дворянские собрания, или дома политпросвещения, или клубы 1950-60-х годов. Это все – места для собраний, а не для концертов.

Новые здания, построенные как помещения для концертных организаций, проектируются и используются,как правило, для различного рода собраний же. Как Кремлевский дворец съездов, сооруженный для проведения партийных съездов, а в перерывах между ними работающий как не очень удобное, с плохой «живой» акустикой, театрально-концертное здание. И это для России пока нормально: поэтому артисты и приспосабливаются к залам, часто малопригодным и «не звучащим». Большинство публики и не представляет себе, как может и должна звучать классическая музыка в настоящем концертном зале.

Правда, с рубежа XXI века в стране началось строительство и ремонт зданий, занятых концертными организациями. В 2002 году было построено здание Московского международного дома музыки (для Москвы это было впервые за 100 с лишним лет!), правда неудобно расположенное и с неважной акустикой. Вскоре после этого в строй вошло здание Московского театрально-концертного центра П. Слободкина, небольшое, но хорошо оборудованное именно для концертов помещение. В течение первого десятилетия ХХI века были построены органный зал в Омской филармонии, театрально-концертный зал в Ханты-Мансийске, ряде других городов. После капитального ремонта вошли в строй Иркутская, Тульская филармония, фантастическая по красоте Алтайская (бывший «Народный дом») и некоторые другие. Но в целом, обстановка с материальной базой концертной работы была и остается очень тяжелой. В представлениях власти «радиофицированная» эстрада – это и есть норма для концертной инфраструктуры. Запрос на строительство современного зала с живой акустикой для власти самого крупного и богатого города страны звучал бы дико даже в годы, предшествующие кризису.

Правда, пусть не на современном уровне, инфраструктура концертной деятельности продолжала развиваться. В конце 1990-х возник новый опыт в построении материальной базы – муниципальные концертные залы, являющиеся филиалами концертного зала филармоний. Это не были специально построенные концертные залы. Скорее, приспособленные зальные помещения, регулярно использующиеся филармониями каждого региона для концертной работы, вокруг которых можно было собирать публику и поставить главный филармонический инструмент – рояль. Но если публику мы так и останемся собирать в приспособленных «концертных» залах, мы так и не приучим ее слух к нормальному звучанию акустических инструментов. И трудно будет винить слушателей, что они не ходят на концерты. И еще труднее будет заманить учащихся в ДМШ, чтобы они осваивали инструменты оркестра.

К тому же, региональные симфонические оркестры страны работают в очень маленьких залах, рассчитанных на предклассическую музыку и раннюю классику. Только меньше 15% залов для симфонических оркестров имеет от 900 посадочных мест и более, а остальные ютятся в залах на 500-600 мест и меньше. Конечно, было бы катастрофой посадить большой симфонический хотя бы тройного состава на сцену такого зала. К «счастью» почти все симфонические оркестры у нас не полные и вполне могут поместиться даже на маленькой сцене. Партии отсутствующих инструментов заполняет рояль. Сейчас многие филармонии отпраздновали свои юбилеи. Вышли красивые буклеты. Какие оркестры мы там видим? Пара валторн, из деревянных – пара кларнетов, одна флейта… Это профессиональный оркестр? Он что-то может сыграть, кроме специально сочиненной музыки?

33% вакансий. Жить-то на что?

Еще немного статистики. Город Абакан, столица Хакассии, имеет симфонический оркестр (столица же!), в котором 33% вакансий. В Костроме – четверть вакансий, столько же во Владивостоке, Рязани, Минеральных водах... А где наши училища и консерватории? Ах, да: зарплаты оркестрантов оставляют желать лучшего. Действительно, средняя зарплата оркестранта в 50% случаев сегодня на 20-60% ниже, чем в средняя зарплата в регионе, в котором они расположены. Нет жилья. Чем занимаются выпускники консерваторий и училищ? В лучшем случае – преподают, но могут заниматься и занимаются любой нетворческой деятельностью. Уже почти 20 лет часть профессиональных музыкантов за свой счет содержат свою профессию. По сути дела, они – волонтеры, как и преподаватели высших учебных заведений, о чем недавно сообщал портал Openspace. Для того, чтобы содержать профессию, люди вынуждены работать «на стороне»: им же надо на что-то жить! Вот и получается, что только треть симфонических оркестров страны дает в год больше 70 концертов, а 44% – меньше 40. И только 8% занимается гастрольной деятельностью (причем за рубежом – в 3 раза больше, чем в России).

Между тем, частота выступлений артистов и коллективов – важный показатель их профессиональной готовности к выступлениям, одновременно, показатель профессиональной готовности менеджмента. Понятно, что исполнители, редко выходящие на сцену, депрофессионализируются. Тревожно, что среди всех общих показателей концертной деятельности, например, наиболее существенно снизилась средняя нагрузка выступлений на коллектив, не только симфонический. В начале 1990-х найти коллективы, которые давали бы один-два десятка концертов в год, было невозможно. Сегодня это не единичный случай. В целом за 1990-е годы почти в пять раз упала концертная нагрузка на одну организацию. Если в 1990 году на среднесписочную самостоятельную организацию приходилось около 1500 концертов (включая филармонии и коллективы), то в новом тысячелетии – порядка 300. Ведомственная статистика интеллигентно отреагировала на это, сняв показатель числа концертов на 1000 и 10000 человек населения. Многие музыкальные театры вместо спектаклей начинают прокатывать концерты, часто сторонних артистов, отправляя свои творческие силы на гастроли с концертами или отрывками из спектаклей. Что там происходит – никому не ведомо!

Несмотря увеличение численности организаций и коллективов, улучшение материально-технической базы в первое десятилетие нового тысячелетия продолжался спад числа концертов. В 2000 году все организации и коллективы дали суммарно 83,3 тыс. концертов, в 2001 – 82,7 тыс., в 2007 – 75,1 тыс., а в 2008 – 72,7 тыс. При этом число тех, которые провели собственно филармонии, снизилось, несмотря не финансовые и кадровые вливания, с 75,3 тыс. в 2000 году до 65 тыс. в 2007 году. Самостоятельные же музыкальные коллективы за это время нарастили свою активность с 8 тыс. до 10,1 тыс. Правда, при этом нужно отметить, что отмеченная нарастающая «специализация» самостоятельных коллективов на эстраде, в отличие от филармоний, может подстегивать самостоятельные коллективы выдавать больше «товара». Но насколько он художественный – вопрос спорный. В любом случае то, что филармонии пока работают не достаточно эффективно, похоже, статистика показывает отчетливо.

Новая публика безграмотна, и ее безумно мало

Правда, может быть это временный фактор. В настоящее время филармонии сосредотачивают внимание на подготовке новых слушателей. Доля концертов для детей в 1990 годы увеличилась почти вдвое – с 24% в начале до 45,6% в конце десятилетия и продолжает оставаться примерно на том же уровне в первое десятилетие 2000-х. Следовательно, можно говорить о том, что вместе с сокращением учитываемой в государственной статистике работы филармонических организаций (филармоний, самостоятельных коллективов, музыкальных театров) происходит изменение ее функций: из центров преимущественно академического исполнительства они обнаруживают тенденцию превращаться в организации с выраженной просветительской направленностью.

Забота о новом поколении публики очень своевременна. За первое десятилетие работы в новых экономических условиях в России концертные организации и коллективы страны, музыкальные театры потеряли 70% публики. Общий объем музыкальной аудитории в Российской Федерации снизился с 66,8 млн человек в 1990 году до 20,04 млн человек в 1999 году. С 1999 года практически во всех регионах страны наблюдается некоторый рост посещаемости на филармонических концертах. В 2000 году публика купила 11293 тыс. билетов, а в 2008 году – уже 12655 (112%). Но в залы приходят другие люди. Публика дорогих билетов. Она в большинстве своем музыкально неграмотна. И ее безумно мало.

Традиционное классическое музыкальное образование в России ХХI века стоит перед дилеммой: превратиться в институт, обслуживающий одну из малых субкультур, наряду, например, с субкультурами народов Прикамья, но, в отличие от последних не очень интересный государству и ЮНЕСКО, или все же вновь встать в ряд системообразующих институтов современного российского общества. Мне могут возразить: «Друже, вы загнули, до этого ой, как далеко! Протянем!». Тогда придется обратиться к официальным цифрам. 10 лет назад в безденежной России среди всех музыкальных инструментов продавалось 11% пианино и роялей. Сегодня продажи королевского инструмента несравнимо более богатой России еле дотягивают до 4%. И это включая покупки инструментов учебными заведениями, филармониями, а не только частными домохозяйствами. Сегодня кроме нескольких специализированных порталов кто-нибудь публикует статьи о филармонической жизни, о настоящей музыке? А где можно узнать о жизни музыкальных школ или училищ, кроме как на их сайтах? На все подобные вопросы нам придется ответить: «Нет». Мы почти, как ГРУ – нас не слышно и не видно. И что мы делаем, тоже не понятно.

Мы втихаря пытаемся вырастить таких же, как мы

Но мы-то знаем, что мы делаем. Мы втихаря пытаемся вырастить таких же, как мы. Но, чаще всего, не из наших детей. В нескольких симфонических оркестрах, где я проводил опрос, около 80% артистов сказали, что не хотели бы видеть свои чада музыкантами. Интересно посмотреть статистически значимые данные по всем стратам и профессиям, насколько они разойдутся с полученным мною. Пока что, когда мы говорим о профессиональных музыкантах, мы имеем в виду или педагога, или исполнителей. Они не склонны к управленческой деятельности. Они тихо делают свою работу. Ту, к которой их приучили их учителя. И ту, которую они пытаются передать не своим детям. Если нам не дано увидеть своих детей музыкантами, посмотрим, откуда еще их можно взять. Давайте посмотрим потенциальный контингент ДМШ. Именно – потенциальный. При формально провозглашенном всеобщем среднем образовании мы вынуждены признать, что:

• по экспертным оценкам, до 2 млн детей в разных возрастных группах в РФ не посещают школьных учреждений; большая часть – бродяжничает.
• 690 тыс. детей по причине нездоровья не могут иметь стандартного образования;
• 10% поступающих в школу не способны полностью освоить учебную программу.

Молодежь, считают ученые, охватывает аномия, т.е. ослабление и утрата позитивных поведенческих норм, рассогласование между символами успеха и средствами их достижения. Асоциальное поведение детей и молодежи в значительной мере связано с потерей нравственных ориентиров и деформированием социальных ценностей, так как от старых общество спешит отказаться, а новые здоровые постулаты еще не заняли свое место в структуре социальных императивов. Их замещает вестернизация, проникающая во все поры информационного пространства. Негативную роль играют СМИ, и особенно - телевидение, постоянно формируя у молодежи культ насилия и жестокости, использование агрессии как инструментальной ценности. Рассматривая лишь одну составляющую подростковой девиации – наркоманию, ученые отмечают:

• в 11 лет каждый второй ребенок знает о наркотических свойствах конопли или препаратов опийной группы;
• в 13 лет таких подростков уже 2/3;
• в возрасте от 11 до 24 лет число потребляющих наркотические вещества достигает 4 млн человек, а наркозависимых среди них - свыше 1 млн;
• все активнее в наркопотребление вовлекаются девушки, подрывая свои репродуктивные возможности;
• наркомания – главный фактор распространения ВИЧ/СПИД.

По прогнозам статистических органов РФ, в 2015 году доля детей снизится до 17% от общего населения, их число уменьшится в абсолютных цифрах до 22,5 млн человек. К середине текущего столетия численность детей сократится до 5 млн, а доля – до 12%. Подавляющее большинство родителей (как показывают исследования социологов – 63%) хотели бы, чтобы их дети учились или работали за границей, не хотели бы этого только 28%.

Ну, и что делать? Оставить все, пусть идет, как идет? Пусть думает правительство, мы-то люди маленькие? В конце концов, можно и в Австрию съездить, музыку послушать, раз уж у нас все так дорого и сложно. Тем более, что сейчас с периферии до столиц российских дороже добраться, чем до Лондона, Вены, Берлина или Парижа. И билет за рубежом можно заказать с солидной скидкой из любого города на классных артистов и коллективы. Можно Болонский процесс поддержать – пусть наши ребята едут, куда подальше, если талант проснулся. Много теперь есть возможностей. Странно, что нет возможности здесь что-то похожее устроить. Или есть?

Фото: pixabay.com