Российское государство часто смотрит на бизнес как на потенциального неплательщика налогов. Бизнес отплачивает той же монетой — зарабатывает быстрые деньги и уводит капиталы на счета иностранных банков. Стороны настолько увлечены противоборством, что сил на развитие экономики остается неприлично мало. Как выйти из порочного круга недоверия?
Проректор по международным связям Российской академии государственной службы при Президенте РФ Андрей Марголин уверен, что России нужны управленцы с государственным менталитетом, которые откажутся от краткосрочных решений и вспомнят о развитии страны. Что мешает управленцам мыслить в масштабах государства, кто должен залатывать дыры в российской экономике и чем плохи желания молодого поколения — Андрей Марголин рассказывает Executive.ru.
Executive.ru: Что такое «государственный менталитет»? Это патриотизм?
Андрей Марголин: Безусловно, патриотизм — одна из его важных составляющих. Но все же в большей степени государственный менталитет связан с принятием стратегических решений, которые в целом направлены на улучшение благосостояния страны. Патриотизм можно понимать по-разному. Вот Льву Толстому приписывают фразу о том, что «патриотизм — это последнее прибежище негодяев». Я далек от этой точки зрения, кому бы она не принадлежала, просто хочу сказать, что одним только патриотизмом суть вопроса не исчерпывается.
Executive.ru: Если не патриотизм, тогда что?
А.М.: Если посмотреть на глобальный финансовый кризис, то одной из фундаментальных его причин стала массовая психология временщика. Люди и в государственной сфере, и в бизнесе принимают краткосрочные решения. Происходит интерференция этих решений. И в сумме это все приводит к серьезным катаклизмам.
Вот смотрите. Менеджер имеет на руках контракт на полтора-два года, предусматривающий получение бонуса за увеличение стоимости акций на бирже. Он какие решения принимает? Естественно, он исходит из максимизации собственного бонуса внутри срока действия контракта, практически не принимая во внимание более отдаленные перспективы развития бизнеса. И это приводит к тем последствиям, которые мы сегодня видим.
Всем нам надо быть немного китайцами. Конфуцианская истина — «Если долго сидеть на берегу реки, то можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага» — имеет глубокий философский смысл, заключающийся в приоритете долгосрочных стратегических решений перед сиюминутными. Китайцы так и делают, реализуя крупные инфраструктурные проекты даже в условиях кризиса, вкладываясь в развитие образования и увеличивая свою долю на глобальном рынке наукоемкой продукции, которая, кстати, в десять раз превышает нашу долю.
То есть государственный менталитет проявляется прежде всего в том, чтобы думать на перспективу и принимать конкретные решения, исходя из стратегических приоритетов. В противном случае — нам будет очень трудно реализовать идеи модернизации и перехода российской экономики на инновационный путь развития.
Executive.ru: Что мешает заключать долгосрочные контракты и воплощать долгосрочные проекты в России?
А.М.: Основная причина кроется в глубоком недоверии между государством и бизнесом. Бизнес зачастую просто боится государства. Причины этого известны: высокие административные барьеры предпринимательской деятельности, несовершенство действующего законодательства, непредсказуемость результатов налоговых проверок. Получается, что крайне рискованно связывать свои капиталы в длинных проектах. Из-за этого многие предприниматели ментально ощущают себя вне России. Они зарабатывают тут прибыль и увозят ее в оффшоры. Вот в этом проблема. В наших программах мы делаем акцент на формирование профессиональных компетенций, позволяющих слушателям от крайне вредной «психологии временщика» избавляться.
Executive.ru: Ваша программа длится два года. За это время можно изменить менталитет человека?
А.М.: Можно попытаться это сделать. Если человеку два года с разных сторон объясняют, почему этот краткосрочный менталитет ущербен, в конечном счете он начинает думать по-другому. Я никогда не забуду выпускной вечер, когда наши первые слушатели MBA получали дипломы из рук Евгения Примакова. Уже в неформальной обстановке один из выпускников сказал мне, что больше всего ему запомнилось, как многие наши преподаватели объясняли, что прибыль не является главной целью предпринимательской деятельности.
Executive.ru: Как вы это доказывали?
А.М.: На самом деле это не так трудно. Этапроблема, например, рассматривается в работах гуру современного менеджмента Питера Друкера. Понятно, что прибыль — это статический бухгалтерский показатель. И если мы формулируем цели бизнеса в терминах роста прибыли, мы сразу обозначаем свой приоритет в пользу краткосрочных решений. Вот и все. Можно еще добавить аргументацию из теории инвестирования: если у меня проект длится три-пять лет, как мне по прибыли принять решение? Нужно же все в динамике посчитать, да еще и с учетом изменения стоимости денег во времени. Поэтому ориентация на текущую прибыль — грубая ошибка.
Я уж не беру в расчет, что в российской экономической практике не используется показатель экономической прибыли, которая меньше обычной чистой прибыли на величину альтернативной стоимости вложенного капитала. То есть для получения чистой прибыли мы истратили какие-то деньги. А могли бы положить их на депозит. Упущенная выгода же есть?! А ее не учитывают. Вот поэтому мы все время пытаемся перестроить психологию наших слушателей под принятие долгосрочных стратегических решений и механизмов их исполнения.
Executive.ru: Как люди воспринимают ваши попытки изменить их мышление?
А.М.: По-разному. Когда мы начинаем объяснять слушателям, что так называемая транспарентность экономически целесообразна, а теория асимметричности информации это доказывает, они иногда отвечают: «Вы так говорите, потому что вам за это деньги платят». Некоторый скепсис есть, но мы пытаемся его ломать.
Executive.ru: Вы учите и чиновников (Master of Public Administration), и менеджеров (Master of Business Administration). В России эти стороны конфликтуют особенно остро. Чем отличаются подходы к обучению чиновника и бизнесмена?
А.М.: В этих программах разные идеологические акценты. Есть группа людей и среди политологов, и среди экономистов, которые считают, что достаточно перенести стандарт современного менеджмента в сферу государственного управления, и особых проблем не возникнет. Я приведу простой пример, который покажет, что это совсем не так. Вот, допустим, у нас кризис. Что делает руководитель компании? Он сокращает персонал. Но разве государство может «сократить» своих граждан?! Нет. В госслужбе социальная ответственность гораздо выше. Отсюда следует, что необходимо по разному строить соответствующие системы управления.
Executive.ru: А совмещать эти две системы управления можно?
А.М.: Да. У нас даже есть программа, где обучение MPA и MBA идут параллельно. Окончив эту программу, человек сможет работать и в госуправлении, и в бизнесе.
Executive.ru: В нынешней Думе так многие и работают.
А.М.: Ну, это немного другое. То, что мы предлагаем, в Америке называется политикой вращающейся двери. Я думаю, пора эту дверь открыть и у нас, потому что этот подход расширяет окно возможностей для человека. Он может в течение жизни менять сферы деятельности, имея для этого базовые профессиональные компетенции, подтвержденные дипломами государственного образца.
Executive.ru: Сейчас многие рвутся в чиновники и в госкомпании…
А.М.: Это очень опасная тенденция. Я это говорю, даже будучи работником Академии государственной службы. Сейчас России нужнее не столько чиновники, сколько кадры, которые способны к созиданию чего-то нового. Инновации — это же не лозунг президента. Инновации должны быть нашим ответом на вызов времени. Тут вопрос стоит очень остро для России. Либо мы все-таки встраиваемся в формирующуюся сейчас новую технологическую волну, либо становимся сырьевой периферией развитого мира.
Можно взглянуть на недавний прогноз Goldman Sachs, который гласит, что к 2050 году Россия войдет в пятерку самых развитых стран по душевому ВВП. Казалось бы, это хорошо. Но в этом прогнозе есть и «плохая новость»: жить в России будут всего 76 млн человек. То есть это экономика, сконцентрированная возле «нефтяной трубы». Но ясно же, что стратегия страны не может опираться на базовую предпосылку о возможности почти двойного сокращения численности населения. Нам нужна диверсифицированная экономика, нам нужны рабочие места в отраслях с высокой добавленной стоимостью. Развиваясь по инерциальному сценарию, мы просто не сможем создать средний класс. Неоткуда взяться соответствующей зарплате. Но без значительной роли государства в этом процессе ничего не получится, и мы ставим эти вопросы в центр учебного процесса, бизнес-кейсов и тех же контрольных форм, по которым оцениваем уровень компетенций, получаемых слушателями.
Executive.ru: Что мешает России оторваться от трубы?
А.М.: В любой ситуации действует так называемый закон Либиха, в соответствии с которым развитие системы ограничивается теми факторами, которые находятся в относительном минимуме. Если, например, вы у себя на даче поставите бочку с дырками на разных уровнях, вы никогда не нальете в бочку воды больше, чем уровень нижней дырки. Вода будет выливаться. Применительно к России: такими главными ограничивающими факторами являются коррупция, отсутствие инфраструктуры и низкая инновационная активность. Вот в этом треугольнике надо искать большинство ответов.
Executive.ru: Кто должен решать эти три главные проблемы — бизнес или государство?
А.М.: Бизнес не может бороться с коррупцией без качественного законодательства и соответствующей практики правоприменения. Поэтому роль государства тут существенно выше. Инфраструктурные проекты отличаются высокой капиталоемкостью, долгой окупаемостью и повышенными рисками. Значит, государство должно заниматься ими вместе с бизнесом. Как и инновациями — это тоже работа в длинную. Бизнес не готов тащить все это в одиночку. Государство должно показать, что оно готово снять с бизнеса эти риски или хотя бы как-то их распределить. Государственно-частное партнерство — ключевой ресурс для нормального формирования конкурентоспособной экономики, который мы в России пока плохо используем.
Executive.ru: Чему вы учите своих слушателей: что к доминирующей роли государства надо приспосабливаться или что с ней надо бороться?
А.М.: Важно и то и другое. Потому что слушатели должны знать нынешнее законодательство, они должны представлять себе тенденции изменения этого законодательства и они должны представлять, что можно сделать, чтобы стало лучше.
Если брать разные международные сопоставления, то у России практически провальные показатели качества государственного управления. Если мы будем опираться на рейтинги Moody's, Fitch, Standard&Poor's, то увидим, что Россия вполне инвестиционно привлекательная страна. А если посмотрим на рейтинг восприятия коррупции Transparency International или Индекс развития человеческого потенциала, которым пользуется ООН, мы увидим, что Россия выглядит гораздо хуже, чем следует из первых рейтингов. Потому что первые меряют кредитный рейтинг — способность страны заплатить по своим долгам, — а другие берут в расчет более комплексные и широкие показатели.
Надо повышать качество управления, и ничего тут не поделаешь. Именно поэтому программы МРА для госслужащих по решению Ученого совета РАГС делает Международный институт государственной службы и управления. Здесь очень важен международный опыт. Условно говоря, мы же знаем, что, когда Ли Кван Ю пришел к власти в Сингапуре, ситуация с коррупцией в этой стране была даже хуже, чем у нас сейчас. Но они справились. Да, Сингапур меньше и по территории, и по населению, чем Россия. Но технологии можно и нужно попытаться адаптировать к нашим условиям.
Executive.ru: Какие технологии? Об этом уже долго говорят, но лучше не становится.
А.М.: Сложная тема. В старом фильме «Адъютант его превосходительства» был тост поручика в ресторане, когда он сказал: «Мы, русские, привыкли много болтать — на дела у нас не остается времени». Но есть надежда и даже уверенность, что мы двинемся по правильному пути. Обратите внимание, что недавно в «Национальный план по борьбе с коррупцией» были внесены дополнения, которые как раз связаны с мировым опытом. В борьбе с взяточничеством есть и результаты, просто они не всегда лежат на поверхности. Люди видят проявления коррупции, и каждое такое проявление добавляет пессимизма больше, чем десять успешных дел. Это психология. Не надо думать, что все совсем безнадежно. Не такие мы уж и слабые и непрофессиональные, чтобы не сделать то, что необходимо.
Executive.ru: Вы сказали, что вас беспокоит тенденция, когда люди стремятся на госслужбу. Чем это плохо?
А.М.: Плохо тем, что молодое поколение ментально хочет высокую зарплату и чтобы ответственность была на ком-то другом. За таким желанием скрывается ментальный дефицит ответственности. Но в молодости человек должен стремиться к чему-то большему. Это уже с годами какой-то скепсис появляется. Зачем же в молодом возрасте рваться в госструктуры? Романтику бизнеса пока никто не отменял. Должны быть души прекрасные порывы, что ли. Конечно, вы можете возразить: «Сам работаешь в бюджетной организации, а рассказываешь про души прекрасные порывы». Но я могу сказать, что мы работаем на открытом рынке. Наши слушатели приходят на наши программы и платят деньги. Если не сделаем конкурентоспособные программы, меня завтра выгонят с работы. Поэтому противоречия здесь нет.
Executive.ru: На своем сайте вы много рассказываете про свою антикризисную программу MBA…
А.М.: Даже странно, но мы остаемся единственной бизнес-школой, которая делает программы MBA по специализации антикризисное управление. Иногда мои приятели и, чего греха таить, потенциальные конкуренты подкалывают меня, что, мол, имеешь отношение к этому кризису — подогреваешь спрос на свою программу (смеется). И все же у нас есть профессиональные компетенции, есть люди, которые работали арбитражными управляющими и имеют практический опыт. Мы эту программу ценим, она является у нас одной из основных.
Executive.ru: На западе подобные программы работают давно. Но кризис настал, и все посыпалось.
А.М.: Когда я говорю нашим зарубежным партнерам про программу антикризисного управления, часто получают навстречу вопрос: «What is crisis management? It’s risk management?». То есть они считают, что мы учим управлять рисками, а это все-таки разные вещи. Антикризисное управление — более комплексное понятие. Риск либо наступит, либо нет. А внутри антикризисного управления важна проблематика того же банкротства. Но все же мы нацеливаем слушателей на предупреждение кризиса, потому что всегда лучше заниматься профилактикой, чем бороться с совершившимися последствиями. Это ведь и для обычной жизни справедливо, а не только для бизнеса.
Я иногда шучу, что конкурентоспособные программы нам помогает делать даже название нашего института — Международный институт госслужбы и управления. Аббревиатура звучит как МИГСУ, то есть два истребителя «Миг» и «Су». Конкурировать с нами можно, но результат предопределен (смеется).
Источник изображения: pixabay.com
Добрый день, Алексей Матвеев!
А как Вы определили, что рассуждения Владимира Руденко потерпели фиаско? Вы с ними не согласны? хорошо, Ваше право, но как доказан факт фиаско Руденко?
Алексей, Вы открываете новые смыслы. Придержать власть и предержать - разные вещи :D
То, что наши власть только придерживают - политологически-лингвистическое открытие! Советую запатентовать :D
Перед патентным бюро стряхните пепел, а то подумают, что Вы только что из Исландии :D
Алексей Бородулин: ''Если под понятием основы понимать методы управления - то скорее всего да. Но вот цель управления в госслужбе и бизнесе - разная, что привносит свою специфику и в методы тоже. Госслужба - это в первую очередь бюджетораспределение и контроль, бизнес - это получение и сиюминутной и долгосрочной прибыли и все то что этому сопутствует''.
Фундаментальная основа менеджмента одна - управление людьми. Это и есть специфика системы управления по определению в которой человек является одновременно субъектом и объектом манипуляций. Всё остальное, то есть его умения, навыки, знания лежащие в основе методик и технологий управления определяют качество данной его функциональной составляющей.
В зависимости от того на каком уровне организации управления находится в данный момент времени человек ему требуется соответствующий уровень компетенций, знаний.
Поэтому коренное отличие госслужбы от бизнеса проявляется в том, что для ведения бизнеса достаточно экономических знаний, остальные не столь существенны (не говорю здесь о том что они не важны или не нужны, а именно так как написал). Причём бизнес, как правило, секторально сфокусирован и поэтому буквально все экономические знания для него не нужны.
Что касается государственного управления, то при прочих равных условиях с бизнесом (специфичные экономические знания, умение адаптироваться к ситуации через учёт заинтересованных сторон) для его реализации необходим максимально широкий и глубокий уровень знаний выходящий далеко за рамки экономики и психологии (интриги, подковёрная борьба, провокации...). Множество проблем возникает как раз по причине несоответствия данному положению чиновного аппарата, который как раз ''экономически'' понимает систему управления государством как корпорацией. Это великое заблуждение.
Поэтому основа системы управления одна и для бизнеса, и для государства, а вот уровень подготовки необходим разный.