Игорь Ашманов: о репутации в интернете

Executive: Кто-то сказал, что если бы советская власть не рухнула, то Игорь Ашманов был бы сегодня крупным ученым-лингвистом. Изначально же вы математик?

Игорь Ашманов: Не знаю. В 1983 году я закончил Мехмат МГУ – потомственный мехматянин (бабушка, отец, мать – все учились на мехмате, сейчас там же и сын). Высшая алгебра, по которой я специализировался, - это наука о последовательностях букв. Но я не математик и не лингвист. После мехмата в советское время наиболее вероятными местами трудоустройства были – школа (учителем математики) или «ящик» (научным сотрудником). Идеально же было – остаться в аспирантуре. Но в аспирантуру сначала не получилось: поругался с преподавателем, получил трояк по истории партии. Пересдать не дали. Не могу сказать, что я сильно расстроился, так как мне уже тогда математика набила оскомину. Но в «ящик» или школу тоже не хотелось. Потом в МГУ на меня прислал заявку Вычислительный центр АН СССР (по блату, помог отец, преподаватель вычислительной математики и кибернетики), куда я и был распределен в отдел искусственного интеллекта. Это было поразительным везением, как я сейчас понимаю.

ВЦ Академии наук того времени – в чистом виде НИИЧАВО из повести «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких. Около 500 сотрудников там занималось интересными и необычными вещами. Например, я сидел в комнате 101, а в соседней комнате 102 писали знаменитый Тетрис. Рядом делали электронные словари, распознаватели речи и т.п.

Executive: А как все это относилось к искусственному интеллекту?

И.А.: Любая система распознавания – это и есть искусственный интеллект. Хорошо знакомый всем пример – сервис T9 (помощь в написании СМС) в мобильном телефоне. Правда, в 1980-х наш отдел ИИ занимался системой общения с ЭВМ на естественном языке. На каком-то этапе стало понятно, что это дело будущего, а пока можно начать с более простых, но готовых и массовых продуктов. Например, сделать систему автоматической проверки и исправления ошибок правописания для русского языка (спеллинг-чекер).

Executive: Вас называют отцом русского спеллинг-чекера…

И.А.: На самом деле я отчим. Настоящий отец – Олег Григорьев, который все это придумал. В 1987 году он на деньги кооператива «Информатик» стал набирать в проект сильных людей с хорошим физмат-образованием. По началу многие из них даже программировать не умели. В этом-то коллективе и был создан спеллинг-чекер ОРФО (многофункциональная система проверки правописания), который в 1994 году мы встроили в MS Office.

Executive: Почему, как многие способные математики, вы не эмигрировали в 1990-х, тем более при вашей столь перспективной специализации?

И.А.: Почти вся наша команда из «Информатика» в 1991 году свалила в Штаты. Григорьев, подбирая людей, изначально планировал коллективный переезд в Кремниевую долину (нас было человек десять с семьями). Как бы я тоже собирался ехать. Даже помню дату – 9 сентября 1991 г, на которую у меня, первой жены и ее сына были куплены билеты. Вроде все было запланировано, однако я не продавал машину, квартиру, не собирал вещи, да и к отъезду никак не готовился. Ехать не хотелось. И тут появился повод перенести отъезд – Нина, моя жена, оказалась беременна, а пасынок провалился в МГУ…

Executive: Может, просто было страшно уезжать?

И.А.: Да нет. Мне не нравилась Америка, было неясно, зачем ехать. В конце декабря 1990 года незадолго до планируемого отъезда на ПМЖ я побывал в Штатах на Рождество. Контраст с тогдашним СССР был разительный. Здесь – бардак, мороз, грязь, пустые магазины. А там – яркий свет, ароматизированный воздух, изобилие товаров и еды, сияющие елки. Ощущение полного животного комфорта и отсутствия материальных проблем. Тем не менее, мне там не понравилось. Поверх комфорта чего-то не хватало. Свобода была видна абсолютная, но притом абсолютно равнодушная.

Так что, я бы в любом случае не уехал. Поскольку я уезжал позже других, ко мне обратился второй совладелец «Информатика» Илья Ставиский с просьбой остаться, чтобы не развалился проект ОРФО. Формально, я остался собирать новую команду. Одновременно грянул путч, КПСС запретили, появилась надежда, что и здесь жизнь, в конце концов, наладится.

Executive: После того как вы доделали ОРФО, и она была продана Microsoft, больше спеллинг-чекерами не занимаетесь?

И.А.: После продажи лицензии Microsoft стало ясно, что этот бизнес кончился. Когда на какой-то рынок приходит Microsoft, то все остальные собирают вещи и уходят. Тем более в тот момент я как раз разругался со Стависким и ушел из «Информатика». Пока определялся с дальнейшим путем, решил защитить диссертацию. Тогда это было значительно легче, чем раньше, чем сейчас. Число желающих строить научную карьеру резко сократилось – ученые советы стояли пустые. Не могу сказать, что я очень рвался, но мой умерший той же осенью отец всегда хотел, чтобы я защитился. Я решил исполнить его желание. Специально диссертацию не готовил – материалом было описание архитектуры и алгоритмов ОРФО.

Моя защита в 1995 году выглядела очень забавно. Выхожу выступать, и вдруг один из членов ученого совета кричит с места, что он не получил автореферат диссертации. Мол, как заслушивать доклад, если совет не получил предварительного представления о материале. Я все делал сам и забыл, что необходимо составить и разослать перед защитой автореферат. Тогда встал мой научный руководитель Д. Поспелов и сказал: Дорогие коллеги, вы же все пользуетесь проверкой правописания в Ворде? Ну и какие еще могут быть вопросы? Вопросов не было.

Executive: Но на этом лингвистические проекты не закончились?

И.А.: Следующим моим лингвистическим проектом была компания «МедиаЛингва», которую я создавал вместе с одним классическим бизнесменом. Классическим, в том смысле, что у него было много разных проектов, к высоким технологиям отношения не имеющих. Самым известным продуктом этой компании стал электронный словарь «МультиЛекс». Профессионалы, которые им пользовались, до сих пор оценивают его как лучший из существующих. Когда при встрече узнают, что это я сделал, то выражают уважение двойным «ку». Еще в МедиаЛингве у нас был весьма оригинальный для того времени проект «Национальная служба имен» – некий прообраз сегодняшнего домена РФ. Этот сервис позволял набирать имена сайтов прямо в строке браузера на естественном языке, тот сразу их распознавал и переадресовывал на нужную страницу. Этот плагин мы раздавали бесплатно, в 1999 году у нас было около 15 тысяч пользователей.

Executive: Нечто подобное сейчас существует в InternetnExplorer от Microsoft?

И.А.: Да, как раз из-за этого мы и поругались с моим партнером. Мы ведь запатентовали в России свой принцип переадресации для русского языка. На полгода позже в США был разработан такой же сервис ввода естественно-языковых имен «Realnames» для американских доменов, который Microsoft встроил в свой браузер IE 6.0. Когда мы заметили, что МS то же самое сделал и в русской версии, я сразу позвонил главе российского офиса MS Ольге Дергуновой со словами «вы нарушаете наш патент». Ольга предложила нам не судиться, а подписать договор: всякий раз, когда в IE с русской локалью будет введено что-то непохожее на DNS-имя, будет взлетать наш сервис. Когда я уже занес ручку, чтобы подписать сей документ, мой партнер заявил, что нет, они должны нам денег, и мы ихзасудим. В итоге, и договор не подписали, и в суд не подали. Судиться с Microsoft – никаких ресурсов не хватит. Я хлопнул дверью и ушел со всей своей командой в «Рамблер». Это был 1999 год.

Executive: Именно наблюдениям в «Рамблере» посвящена ваша книга «Жизнь внутри пузыря»?

И.А.: «Жизнь внутри пузыря» – все-таки назидательно-художественное произведение. В «Рамблере» я проработал полтора года. Под моим руководством был сделан новый поисковик, счетчик. Когда «Рамблер» продали очередным инвесторам, я снова хлопнул дверью. Видимо, для меня такие уходы характерны. Чем заниматься дальше, я тогда не очень представлял, ясно было только, что интернетом. У российского бизнеса тогда появился интерес к продвижению в поисковиках, ко мне часто обращались за консультациями знакомые: что сделать, чтобы подняться в поисковой выдаче. Но пока я был в Рамблере, консультировать не мог.

В этот раз я создал уже собственную компанию «Ашманов и партнеры». Команда, некогда ушедшая со мной из «МедиаЛингвы» в «Рамблер», вскоре пришла ко мне из «Рамблера».

Executive: Странно, а у меня первые проекты этой компании ассоциируются со спам-тестом, который был потом целиком продан Касперскому.

И.А.: Изначально мы собирались заниматься именно оптимизацией. Но параллельно я получил заказ от «Лаборатории Касперского» на создание первого в России антиспам-фильтра. В 2001 году было уже ясно, что через какое-то время волна спама захлестнет и рунет. Изначально казалось, создать антиспам легко – просто составить библиотеку контентной фильтрации. Но оказалось, что этого недостаточно, у «Лаборатории Касперского»' не было ни ресурсов, ни желания делать такой перпендикулярный продукт. И мы написали для «Касперского» почтовый движок, потом – инсталлятор и административный интерфейс. Получился готовый продукт, который «Лаборатория Касперского» продавала под своим именем.

В 2003 мы поставили наш фильтр на Mail.ru, для которого наличие хорошего спам-фильтра тогда было вопросом выживания бизнеса. Помню, летом 2003 мы вели азартную борьбу с «Центром американского английского» – были такие известные спамеры, измучившие весь рунет. Только мы поставим новую ловушку, они в течение суток учатся ее обходить. В конце концов, мы их разгромили, им не хватило ресурса. Протестированный и улучшенный продукт стал продаваться крупным провайдерам, хостерам. Потом мы боролись на корпоративном рынке с конкурентом в лице спамообороны «Яндекса» и в итоге победили.

Executive: Но ведь у Яндекса есть свой фильтр?

И.А.: Да, на веб-почте. Но надо понимать, что у фильтров публичных веб-почт (у Google особенно) извращенная логика. Они затягивают гайку обнаружения и обеспечивают внешнюю красоту: у пользователя папка «входящие» чистая, спама нет. Зато расплата за это – ложные срабатывания. Приходится периодически рыться в папке «спам», искать уведомления от интернет-банкинга или регистраций на сервисах. Я считаю, что ложных срабатываний быть не должно. А разумный процент прорвавшегося спама лучше, чем потерянные важные сообщения.

Executive: Почему продали спам-тест?

И.А.: Как-то в Альпах мы катались на лыжах. Женя Касперский после некоторого количества глинтвейна предложил продать спам-фильтр. Меня это устраивало. Российский рынок мы уже заняли. Нам нужно было либо выходить на Запад, то есть сильно вкладываться, либо продавать. И мне надоело каждый раз подписывать очередные договоры с Натальей Касперской, с которой к тому моменту у меня уже был роман. Кстати, переговоры о цене я тогда вел только с директорами «Лаборатории Касперского». Наталья, по понятным причинам, от этого самоустранилась.

Executive: И с этого момента вы занялись оптимизацией?

И.А.: Нет, все шло параллельно. После ухода из «Рамблер», я пригласил на работу Андрея Иванова из Казани, который досаждал нам в «Рамблер»: загаживал все поисковики своей страницей под заголовком «Наверняка это оно самое и есть». Андрей Иванов «выкачил» «Прямой эфир» «Яндекса» (списки реальных запросов) и сделал так, что его страничка всплывала при любом запросе в поисковике. На этой странице находилась его статья, как обманывать поисковики. Он продемонстрировал силу, и я его позвал на работу. Вместе с ним мы начали раскручивать новую услугу. Написали методику оптимизации, образцы отчетов, аудита. Раскручивали самым научным способом – писали основополагающие статьи, глоссарий предметной области, проводили семинары и конференции по оптимизации. Издали первую и очень популярную книгу. Многие термины оптимизации, например, употребляемое сейчас «семантическое ядро» - придумали мы.

Executive: Ваша жена Наталья Касперская руководит и более известным широкой публике и, объективно, более крупным бизнесом. Вы не комплексуете по этому поводу?

И.А.: Амбиций у меня нет. «Куда мне до нее, она уже в Париже…» Равно как и у нее со мной. У меня вообще нет амбиций бизнесмена. Я человек, прикинувшийся бизнесменом, в первую очередь я инженер, люблю делать всякие штуки, которые работают. Чтобы быть бизнесменом, нужны некоторые качества. У меня от природы их недостает. А у жены их – явный избыток. Если сравнивать по деньгам, то у компании «Лаборатория Касперского» под управлением Натальи Касперской был экспоненциальный рост: минимум два раза в год. У компании «Ашманов и партнеры» – примерно такая же экспонента, только со сдвигом: разница в обороте и капитализации определяется датой старта – я слишком долго работал на дядю и начал последний бизнес лет на семь позже, чем она…

Executive:Каждый из вас до сих пор полностью погружен только в свой бизнес, или вы делаете и что-то совместное?

И.А.: У нас есть общие компании: «Наносемантика» и новая компания «Крибрум», которая занимается мониторингом репутации в интернете.

Executive: Репутация в интернете? Это что-то новое.

И.А.: В прошлом году меня пригласили выступить на конференции по управлению личным брендом и репутацией. Мысль показалась мне интересной, и мы написали на нашем стенде об услуге «Управление репутацией в сети». Мы действительно ее как-то оказывали, только слово такое не употребляли. Это вызвало бурную реакцию, пошли заявки. И мы создали компанию «Крибрум» («решето» по латыни). Речь идет о мониторинге и анализе на позитив/негатив упоминаний о компании, бренде, персоне, на основании чего даются рекомендации по исправлению ситуации (фактически, специальный медиаплан), например: как поднять в поисковиках и блогах положительные публикации, а отрицательные загнать подальше. Услуга по управлению репутацией в сети нова не только для России, но и для остального мира.

Executive: Кто заказывает у вас эту услугу?

И.А.: Первые наши клиенты на мониторинг репутации – всем известные международные компании с массовыми продуктами. Без разрешения клиентов имена называть не буду. Были обращения и от политиков, но до конкретных заказов не дошло. Хотя скоро такие обращения пойдут валом. Многим уже сейчас ясно, что выборы 2018 года будут выиграны в интернете.

Executive: Аналогичным образом можно не только улучшать собственную репутацию, но и поднимать негативные ссылки на конкурентов?

И.А.: Чисто технически такое, разумеется, возможно. Это технологии двойного применения. Где проходит грань допустимого – не всегда ясно. По этой причине мы недавно отказались создавать поисковик по людям (был такой заказ) – целенаправленный мониторинг и анализ связей человека, его доходов, поездок и т.д. Довольно опасная штука. Формально поиск идет по открытым источникам-ссылкам в сети, а в действительности получается как со взрывчаткой: когда сложенное целое оказывается больше суммы отдельных частей.

В интернете сегодня такой объем информации, что на ее основании уже можно строить более-менее правдоподобные прогнозы, мониторить напряженность в обществе, предсказывать социальные взрывы или иные катаклизмы.

Executive: Например?

И.А.: В каком-то районе произошло нападение на ГЭС или другой объект. Если провести ретроспективный мониторинг прессы по району за месяц-два до того, то может оказаться, что количество ЧП в районе нарастало какое-то время. В этой местности, например, давно появились какие-то силы, смещающие равновесие.

Мы сейчас думаем над запуском некоммерческого сервиса, который будет давать оценку, ну, скажем, благоденствия в конкретном регионе, в стране в целом. Материалами послужат события, освещаемые в прессе, и т.д. После анализа будет выводиться индекс благоденствия - что-то вроде общественной погоды.

Executive: Такими «индексами Ашманова» можно оценивать все что угодно, связанное с жизнедеятельностью человечества?

И.А.: Если пофантазировать, можно даже предсказывать судьбы мира. Собственно, Google уже купил подобный стартап Recorded Future. Есть те, кто считает, что развитие мировой ситуации определяют лишь несколько сотен влиятельных людей: ученых, политиков, философов. Если правильно выстроить мониторинг их действий, высказываний, то можно предположить будущую геополитическую картину. Просто надо программировать и настраивать много. Это может оказаться и пшиком, если в ситуации есть встроенная принципиальная неопределенность, как с погодой или фондовой биржей.