Леонид Кроль , директор Центра обучения персонала 'КЛАСС'
Часто ли вам врут ваши коллеги или партнеры по бизнесу? А встречали ли вы тех, кто врет всегда, по любому поводу? Автор этого материала, будучи клиентом одного известного банка, столкнулся с тем, что банковский служащий – именно такой, патологический лжец, что дало повод написать психологический портрет банковского вруна.
Как любой человек, занимающийся предпринимательской деятельностью, я пользуюсь услугами банка. Более того, как это модно говорить, являюсь VIP-клиентом. Следовательно, мне полагаются более качественное клиентское обслуживание, чем «не випам».
Человек, который непосредственно вел мои дела, начальник департамента доверительного управления, оказался «оборотнем в белом воротничке». Я не ставил перед ним каких-то невыполнимых задач. Но тем не менее, мои отношения с этим менеджером не просто ухудшились, но зашли в тупик.
Наблюдения начались со странного клиентского обслуживания. Обещания не выполнялись, отчеты были почти без конкретной информации – формальное нечто с пропущенными сведениями. Приходило письмо с обещанием перезвонить, но потом - еще неделя без общения. На вполне резонный вопрос, почему так происходит, следовала отписка. Спустя еще неделю, звонок с извинением, обещанием чего-то и новым предложением. Наконец, наступала личная встреча, на которой прошлые обещания высказывались с большей уверенностью. Разумеется, дальше весь цикл повторялся, не теряя ни одного звена из перечисленных.
Ладно бы только это! Но результаты финансового управления, были более, чем посредственными. Согласно с трудом полученному отчету, в основном, деньги лежали без движения и никак не размещались. Так прошло четыре месяца…
В общем вырисовывался довольно часто встречающийся типаж. А именно «конституциональный лживый». Такой человек врет по своей природе, почти физиологично. Эта черта кажется основной, его организующей, она его направляет в жизни. Его «обещания будущего» не должны опираться на реальность. Для него, быть только в реальности, в принципе, неспортивно.
Образы будущего результата, внимание к частностям для отвлечения, ответы на незаданные вопросы, (которые, только сейчас пришли ему в голову), истории чужого успеха, рассказываемые как бы невзначай. К этому следует добавить исчезновения и появления с долей неожиданности. Это повторяющиеся детали его почерка.
Он врет всегда. Для дела и просто так. Постоянная раздача надежд как начальству так и сотрудникам и клиентам. Фразы легковесны, предпочитает их недоговаривать как и недослушивать собеседника.
Он врет по-особенному. Не как Игрок. Трусоват и легко озлобляется, предпочитая не прямые конфликты, а закулисную интригу с перевиранием подробностей и собственным мусором, сбрасываемым и приписываемым партнеру.
Всю свою энергию «конституциональный лживый» направляет в «возможное будущее», предполагает, что клиент и он будут находиться на параллельных площадках, а вернее в неком, выдуманном пространстве, где процесс не имеет результата.
Этот персонаж заманивая в будущее, где его не будет, знает, что спросить будет не с кого. Когда заманивал, вроде и сам верил в то, что говорил. И все было почти возможно. А что не состоялось, так мало ли какие случились обстоятельства по пути. Настоящее для него слишком плотное, недостаточно виртуальное и он к нему относится заведомо с небрежением и обесцениванием.
В облике, какая-то недооформленность. Постоянное беспокойство легко принять за подвижность. Чуть сутулится, в спешке и легкой смятости, что-то поправляет, теряет, забывает, спохватывается; впечатление, что ему постоянно не ловко. Как будто не тем боком повернулся, не так глазом мигнул. Постоянно занят собой, мелким недовольством, похож на чуть взъерошенную кошку, ищущую свой хвост и вдруг начинающую на что-то сердиться. Движется чуть боком, как будто бы маленькими прыжками. Редко садится прямо, сев скоро меняет угол, как будто бы уходя от прямого взгляда и света. В речи сравнительно маленький словарь, немного интонаций, предпочитает недослушивать и со словами «я понял». Начинает двигаться с некоторой резкостью, как будто слегка выпрыгивая и преодолевая инерцию. Мало мимики, на фоне чего иногда движения лица чуть оживляются, а затем опять замирают.
Ему нравится в непосредственных начальниках иметь напыщенного Дуремара, знатока жеста и владельца пары пиявок, бездельника и надувателя мыльных пузырей. Желанная роль нашего персонажа, уговаривать Буратин закопать свои деньги с прибылью на пустыре. Поливать обещает сам и даже показывает банку издали, в которой налита какая-то мутная жидкость.
Царь Мидас, согласно легенде, был заколдован тем, что все к чему прикасался, становилось золотом. Наш персонаж все, к чему прикасается, превращает в дырку и исчезновение материи. Это отражение, его собственного выскальзывания из времени.
Предпочитает действовать в условиях перестройки, установления новых правил и наладки. Тогда свою внутреннюю хаотичность, неустроенность и фрагментарность списывает на обстоятельства. Принципиально обречен на случайные связи во всем.
Не терпит противоречий, замолкает или перебивает, начинает с начала, как будто ничего не было сказано. Его истинное коммуникативное поле находится вне непосредственного общения, оно в комментариях третьим лицам, переиначивании сказанного, изменении оттенков и смыслов. В этом состоит его потребность и склонность к постоянной интриге, вне ее прямого смысла, в нахождении своей виртуальной реальности.
Он как бы строго и серьезно, тоном ребенка, старающегося быть взрослым, доказывает важность планируемого и говоримого, про себя зная, что это всего лишь игра во взрослых, и если партнер ей поддается, это не делает ему чести. Договор и обещание, по мнению героя, носят не более, чем характер «игры в серьезное».
Предлагаемая им в разговоре картинка всегда размыта и не подлежит подробному рассмотрению. Он любит схемы, диаграммы, цифры, но всегда не совсем по теме. В них сложно разобраться, при чем как раз эта сложность есть предмет его усилий подбора. Клиент должен, по мнению персонажа, недопонимать, делать вид, что понимает больше, чем на самом деле, тем самым вступать в сферу имитаций и фикций.
Процитирую начало одной из книг Лоренса Даррелла. «В записных книжках Гидеона я однажды наткнулся на список болезней, доселе не классифицированных медицинской наукой, и среди них мне попалось слово «островомания», которое означало редкое, но никак не безвестное душевное заболевание. Есть люди, как обычно пояснял Гидеон, которых неодолимо влекут острова. Одно сознание того, что они на острове, в обособленном мирке, окруженном водой, наполняет их непередаваемым упоением».
Описанный персонаж живет на разных островах, сам об этом не зная, части реальности для него не связаны, «это было вчера» не стыкуется с «этим вариантом сегодня», обещания так же эфемерны для других, как прогноз для себя. Засыпая вечером, он не знает на каком острове проснется утром.
Постоянная склонность к вранью одна из немногих его реальностей. И это почти единственное, чем он готов щедро делиться с другими.
И для него нет сферы деятельности, где ему было бы неудобно врать. Просто потому что такой стиль жизни. Неважно кто он: банкир, журналист или бизнес-тренер. Пространство его вранья вне каких-то профессиональных рамок. Вранье для него – способ перманентной непотопляемости в мутной воде бизнесовых передряг.
