Жизнь в осыпающемся мире

Первая мировая война стала крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века. Она стерла с лица земли несколько империй, вызвала массовые, в том числе насильственные, переселения людей, дала импульс тоталитарным идеологиям, но так и не смогла разрешить противоречия, которые вновь взорвали мир через двадцать лет. И только к середине ХХ века удалось восстановить баланс, построить систему институтов, которые помогали поддерживать мир.

Международная ситуация сегодня, с одной стороны, не имеет ничего общего с тем, что было в 1918 году. С другой стороны, состояние мирового порядка парадоксальным образом напоминает положение столетней давности. Подъем националистических чувств (они несут отпечаток антиглобализма) и возрождение агрессивных форм экономического поведения. Сейчас, как и тогда, наступает период интерлюдии. Прежнего порядка уже не существует. Нового нет и даже непонятно, каким ему быть.

Принятый (хотя и подвергаемый некоторым сомнениям) подход на Западе заключается в том, что с 1945 году мир и безопасность на планете обеспечивал «либеральный порядок, основанный на правилах», флагманом которого выступали Соединенные Штаты. Приверженцы школы реализма в международных отношениях видят секрет устойчивости второй половины ХХ века в наличии жесткого и прочного баланса сил. Именно соперничество двух равновеликих «боссов», цементированное ядерным сдерживанием, обеспечило беспрецедентную для политической истории стабильность.

К началу текущего века повседневностью для большинства жителей планеты стали многочисленные признаки «плоского мира»: стирание барьеров на рынках, универсальные и практически ничем не ограниченные банковские транзакции, массовая свобода передвижения, свобода международной торговли и мореплавания, доступные массовые коммуникации, прежде всего всемирная сеть интернет и многое другое. Разные страны по-разному встраивались в такой мир, однако в эпоху расцвета системы, которая пришлась на середину первого десятилетия нашего века, она приносила выгоду почти всем.

Новые явления международной жизни: резкая политизация торговых войн, массовое применение всеми заметными игроками инструментов экономической войны (так называемые санкции), превращение информации в важнейший инструмент контроля и противостояния, миграционные потоки, регионализация – все это оборотная сторона глобальной среды, которая возникла в предшествующий период. Точнее — следствие всеобщей и очень плотной взаимозависимости, которая прежде считалась залогом мира и процветания.

В мировой экономике и политике уже не два или три, а минимум пять ключевых игроков с разными представлениями о политической культуре. Из них два — почти полуторамиллиардные гиганты. Да и многие средние государства, защищая свои национальные интересы, вольно или невольно способствуют деформации привычных правил и практик.

На это накладывается начало нового технологического рывка в таких областях, как информационно-коммуникационные технологии, биотехнологии, робототехника, новые материалы, что приведет к скачку в производственной сфере (малолюдные производства), бизнес-моделях (бизнес без посредников) и социально-гуманитарной сфере (продление жизни с вытекающими из этого новыми параметрами обществ).

Европа является эпицентром напряженности, связанной с проблемой миграции. По оценке Международной организации по миграции, в 2015 году всего в мире насчитывалось 244 млн мигрантов, и треть из них приходилась на Европу. Почти три четверти мигрантов направляются всего лишь в пять стран ЕС – Германию, Великобританию, Францию, Испанию и Италию.

Два ключевых фактора увеличения миграции по линии «Север – Юг»: разрыв в ВВП на душу населения между Европой и странами Северной Африки и Ближнего Востока, а также демографический разрыв между стареющим населением развитых стран и быстро растущим молодым населением развивающихся экономик. Заметного прогресса в области «догоняющего развития» странам Северной Африки и Ближнего Востока за последнее десятилетие показать не удалось – отставание стран Юга от Севера только увеличивается.

По прогнозам ООН, более половины прироста населения земного шара с 2015 по 2050 годы будет сконцентрировано в Африке – почти 1,3 млрд человек из общего прироста в 2,4 млрд. По оценкам ООН, население в наиболее отсталых странах мира с 2015 по 2050 годы удвоится почти до 2 млрд человек. А к 2100 году население 33 стран с низким уровнем дохода может увеличиться более чем в три раза. В результате ООН прогнозирует рост доли мигрантов в населении развитых стран.

С 2015 по 2050 годы демографический прирост в развитых странах составит 20 млн человек, в то время как чистый приток мигрантов в развитые страны ожидается на уровне 91 млн — то есть 82% роста населения развитых стран придется на миграцию. Для Европы цифры выглядят еще более впечатляюще: с 2015 по 2050 годы демографическая убыль населения в Европе составит 63 млн человек, в то время как чистый миграционный приток ожидается на уровне 31 млн человек.

Эту новость аналитики причисляют к хорошим — ядерное сдерживание теперь распространяется не только на отношения сверхдержав, но фактически и на средние, а в случае с Северной Кореей и на малые государства. Вообще, несмотря на возрастающую международную напряженность, никто не видит выхода из противоречий в большой войне. Проблем она создаст больше, чем решит (не говоря уже о риске тотальной ядерной катастрофы). В этом ключевое отличие нынешней ситуации от кануна Первой мировой войны, когда страны и народы считали войну способом разрешения кризиса.

Государства – это масштабные организации долгосрочного планирования. Многолетние бюджеты, программы технологического развития, стратегические проекты в инфраструктуре, транспорте, освоении космоса опираются на понимание ключевых международных тенденций. Определенность – необходимое условие планирования, но именно она стала главным дефицитом.

В предыдущих докладах мы склонялись к гипотезе о формировании в предстоящие годы некоей мягкой биполярности – баланса между американской и китайской сферами. Что подразумевало бы некоторую упорядоченность конструкции. И создало бы со структурной точки зрения относительно устойчивую среду, хотя и заставляющую игроков делать выбор в пользу одного из лагерей.

Однако эволюция международной среды подводит к другой схеме — мир без полюсов: хаотичный и быстро меняющийся порядок, война всех против всех, идущая рука об руку с упадком привычных институтов (от национального государства с его суверенитетом до классического капитализма). Это сценарий острого кризиса, который ведет не столько к новому балансу сил, сколько вообще к полной перезагрузке институтов, власти, способов производства и международных отношений.

В результате множественной «всех со всеми» конкуренции ослабляется скрепляющий обруч международной стабильности. Конфликт, в том числе вооруженный, остается способом управления международными отношениями. Но этот конфликт носит сложный характер — асимметричный, нелинейный, отражающий огромное неравновесие государств в разных компонентах силы.

Острое соперничество идет за обладание передовыми технологиями и лидерством на рынках будущего. Масштаб инвестиций и повышенный интерес государственных регуляторов отмечен в ключевых областях конкуренции, которые определят международное положение в перспективе середины века.

Главные сферы конкуренции: способ и скорость передачи данных. «Огораживание» рынков путем государственного регулирования. Ограничение доступа к данным пользователей. Сужение доступа к финансовым рынкам. Ускорение темпов цифровизации процессов. Скорость внедрения алгоритмов искусственного интеллекта. Повышение производительности труда и внедрение робототехники. Синтез новых материалов и локализация производства. Информационные манипуляции для управления политическим процессом.

Министерства обороны ведущих стран мира по-прежнему готовятся к потенциальному конфликту. Правда, меняется цель войны: от уничтожения вооруженных сил и средств производства противника до нейтрализации его современной цифровой инфраструктуры, ослепления и оглушения его систем управления. Задача — технологически отбросить противника обратно в ХХ век. Мы живем в более безопасном мире, чем 100 или 50 лет назад. Физическое уничтожение людей не является приоритетом даже для профессиональных военных.

Обеспокоенность в связи с глобальным замедлением экономического роста постепенно снижается, начиная с 2017 года, по мере того как мировая экономика демонстрирует тенденцию на ускорение на фоне хороших показателей Австралии, США и Китая. Тем не менее, многие наблюдатели справедливо указывают на фундаментальные проблемы глобальной экономики, лежащие в основе низких темпов роста прошлого десятилетия, в первую очередь высокую степень неравенства внутри стран и между странами.

Еще один способ оценки неравенства в уровне экономической интеграции – членство в ВТО. 21 страна-наблюдатель все еще находятся за пределами организации. Из них треть составляют страны, не имеющие выхода к морю, включая Сербию и Беларусь в Европе (последняя является крупнейшей европейской экономикой, не имеющей выхода к морю), Узбекистан в Азии (единственная страна, отделенная от морского побережья территориями нескольких стран) и Эфиопия в Африке (самая многонаселенная страна, без выхода к морю).

Стремление к извращенной идеологизации международных процессов на практике выливается в мощные кампании по очернению и делегитимации партнера, если отношения обостряются. В целом международные отношения смещаются в область все менее обязательных взаимодействий. Все исходят из того, что мир надежно обеспечен даже в условиях политического конфликта между странами. Поэтому можно позволить себе не общаться друг с другом и использовать троллинг как способ коммуникации.

Трансформация отношений общества и элит приобретает устойчивый и качественно иной характер и внутри Запада, и в глобальном масштабе. Вопрос о реальной демократии как «всеобщем достоянии» (а не о ставшем привычном за многие десятилетия электоральном воспроизводстве элит в обществе потребления) становится ключевым для социально-политической динамики мира.

Ключевым является постулат о праве всех на равный доступ к ресурсам (в рамках не только отдельной страны, но и мира в целом). На уровне общих заявлений никто с этим не спорит, на деле глобальное право на равный доступ к ресурсам останется фикцией. Единственным способом для его реализации становится миграция. Ведь если каждый имеет право жить лучше, остается лишь один логический шаг до того, что каждый имеет право жить там, где лучше.

Глобализация приводит к неизбежному стиранию различий между людьми на планетарном уровне. Поэтому вопросы о праве на собственную идентичность (религиозную, культурную, историческую, поведенческую), и более острый вопрос о праве на защиту своей идентичности на любых территориях (и «дома», и «в гостях») звучат все более отчетливо. Такая фрагментация глобальности быстро превращается в вопрос «кто лучше?». И, естественно, приводит к росту враждебности и экстремизма с обеих сторон.

Новые информационные технологии проблему лишь усугубляют. Вопреки клише о том, что социальные сети делают мир более открытым и демократичным, на деле наблюдается новый уровень групповой поляризации и даже трайбализации. Социальные сети фрагментируют общества на группы похожих друг на друга единомышленников, подстегивая их групповую солидарность и давая качественно новые возможности противопоставления «значимым другим».

Россия положила конец силовой монополии Запада. США преображают систему отношений в мировой экономике и ее отдельных секторах. Китай создает новые условия, осуществляя глобальную экономическую экспансию. Германия содействует деформации политической системы Европы, которая была раньше основана на принципе суверенного равенства. Индия перестраивает всю геополитику Азии... Постепенно все новые государства будут корректировать привычные связи. Через 20-30 лет все будет совсем другим.

Логика внешнеполитических и внешнеэкономических решений будет все более тактической, не направленной на формирование устойчивых союзов или региональных подсистем. Повышение относительного значения средних региональных держав – Иран, Турция, Пакистан, Саудовская Аравия – размывает стабильность союзов и отношений. Одновременно снижается значение стран, связанных жесткими институциональными ограничителями. В первую очередь это испытывают на себе государства, входящие в ЕС.

Важнейшей чертой возникающего мира станет отсутствие универсальных этических представлений о справедливости («правильности») устройства отдельных государств и легитимности их правителей. В той или иной форме эти универсальные представления были частью международного общения на протяжении 200 лет и поддерживались военным превосходством исповедующих эти ценности государств.

Эволюция ООН станет на ближайшие годы центральным процессом, за которым необходимо пристально следить. Ведущие державы все больше сомневаются в том, что ООН способна гармонизировать их разнонаправленные интересы и служить органом мирового регулирования. В перспективе 15-30 лет, если процесс не повернется вспять, ООН светит превратиться в совокупность функциональных агентств, призванных заниматься проблемами, с которыми сами государства возиться не хотят.

Мировая финансовая система изобилует дисбалансами, которые остались неразрешенными со времени кризиса 2008-2009 годов. Соотношение профицитов торгового баланса в Азии и дефицита в США приводит к торговым противоречиям. Инвестиции идут из развивающихся стран в развитый мир вопреки теоретическим моделям. Высокий уровень задолженности в крупнейших странах. Нестабильность банковского сектора, особенно в ЕС. Усугубление волатильности и деструктивности потоков капитала. Периодические «валютные войны».

Нельзя полностью исключить и радикальные сценарии. Например, что к середине XXI века ООН исчезнет, а на смену ей придет совокупность неустойчивых региональных объединений по интересам. Они могут сложиться в первую очередь вокруг Китая и США. В меньшей степени — вокруг таких стран как Россия или Индия. Вряд ли такая конфигурация будет способна поддержать существование единых для всех стран правил и норм общения, поэтому она окажется наиболее опасной.