В дискуссиях на Executive.ru спор так или иначе сводится к попыткам ответить на вопрос: «Зачем нужна эта «корочка», неужели с ней я буду больше стоить?» Впрочем, такие вопросы характерны не только для нашего интернет-проекта. Они занимают большую часть всего делового сообщества России. Дополнительную порцию масла в огонь дебатов подлил кризис. Все огрехи в экономике теперь можно свалить на долю выпускников MBA. Ведь именно они, по версии скептиков, занимали в последние годы высшие посты в финансовых институтах и успешно надували финансово-кредитный пузырь мирового масштаба.
До 2006 года Карина Еникеева успешно строила карьеру в российском представительстве компании Golden Telecom. Перспективы на растущем рынке представлялись радужными, но желание получить степень магистра делового администрирования перевесило возможности экстенсивного карьерного роста. Карина поступила в Stanford Business School. Школу, занимающую шестое место в рейтинге Financial Times (а по версии US News, и вовсе занимает одно из первых мест) и считающуюся главным конкурентом Harvard Business School. В учебе она решила сделать упор на курсы, посвященные альтернативной энергии, социальной ответственности бизнеса и старт-апам. Executive.ru публикует первое интервью, открывающее серию бесед с выпускниками ведущих бизнес-школ мира.
Executive: Выбор бизнес-школы — первый и решающий шаг для будущего студента. Чем был обусловлен выбор американской бизнес-школы и Stanford, в частности?
Карина Еникеева: В Stanford Business School я поступила, можно сказать, случайно. Когда задумалась об MBA, то серьезного перерыва в работе не планировала. Решила, что поеду в бизнес-школу всего лишь на год, и выбрала INSEAD. Сразу поступить не получилось, мне никак не давался тест GMAT. После второй пересдачи тогдашний шеф сказал: «Карина, ты уделяешь поступлению такое количество времени, что подавать документы только в INSEAD не совсем разумно». Скажи он мне это пораньше, все, может быть, сложилось бы по-другому, но был январь — время, когда идет уже третий тур приема и не каждая школа согласится зачислить студента.
Но я все же определилась с другими школами. IMD — это тоже год, короткая программа для людей с большим опытом в бизнесе. Казалось, что это для меня. Booth School of Business — в свое время, когда я работала в Accenture, профессора из этой школы читали в нашей компании курс по анализу финансовой отчетности, поэтому уровень преподавания я себе уже представляла.
Stanford была уже четвертой школой, причем у меня вообще не было надежды, что я туда поступлю. Но меня обнадежил один мой хороший приятель, который там учился. Ныне он венчурный капиталист в Силиконовой долине. Как он сказал, в Stanford любят тех, кто поступает к ним второй раз. Я решила: если не поступлю в INSEAD, то на следующий год буду снова подавать в Stanford, где у меня уже будет преимущество перед другими.
Но ждать год не пришлось, в Stanford меня взяли даже в третьем туре. Теперь мне предстоял выбор между INSEAD и Stanford — это уже следующий, отдельный шаг, когда надо решать, куда ехать, если тебя приняли в несколько школ. Люди в такой ситуации поступают по-разному. Например, если надо выбирать между школой среднего уровня и Harvard Business School, то обычно поступают в последнюю. А если между Stanford и Harvard, то тут все зависит от традиций, к которым тяготеет человек. Не все готовы стать гарвардцами.
Executive: Что вы имеете в виду, говоря о «гарвардцах»?
К.Е.: В Штатах есть неформальное деление: лучшая школа на Восточном побережье — Harvard, лучшая на Западном — Stanford. Это не официальный рейтинг. Скорее, отношение к бизнес-школам и к людям, которые в них учатся. До поступления мне приходилось слышать о культуре прямой конкуренции между студентами в Harvard. Там учатся будущие топ-менеджеры крупнейших компаний мира. В Stanford же идут те, для которых важнее создать что-то свое, нежели занять высокую должность в крупной корпорации.
Executive: Но у вас был выбор между США и Европой…
К.Е.: Выбор простой: INSEAD — это европейский бренд, а Stanford — мировой. Ради Калифорнии я даже решилась на двухлетнюю программу. В процессе поступления понимаешь, что разумнее постичь все необходимое за два года, а не за один.
Executive: Как вы уже упомянули, бизнес-школы, входящие в мировой Топ-10, — отдельные маленькие миры со своей культурой. В чем, по вашим наблюдениям, состоят особенности культуры Stanford? И как наличие этой культуры помогает студентам учиться, а выпускникам — социализироваться?
К.Е.: Для меня культура школы определяется тремя вещами: это люди, среда, которая создается самой школой, и среда вокруг школы. Так вот, огромное влияние на Stanford оказывает атмосфера Калифорнии и Силиконовой долины. Там царит либеральная и очень неформальная обстановка, постоянно светит солнце, и у людей всегда хорошее настроение. Сюда тянется множество молодых, но уже чего-то самостоятельно добившихся людей.
Причем я обратила внимание, что люди из сферы инвестиций немного стеснялись своей профессии (смеется). Когда их спрашивали, чем они занимались до MBA, они начинали рассказывать о достижениях вне своих компаний. Говорили о проектах за рубежом или о том, как они активно участвовали в социальных проектах, но всячески старались не распространяться о должности аналитика, например, в Goldman Sachs. Надо признать, школа всегда старалась создать атмосферу, где все примерно равны. К примеру, у нас существовала система, по которой мы были не вправе разглашать свои оценки сокурсникам и работодателям.
Executive: Это правило было записано в договоре?
К.Е.: Это этика Stanford — «Grade non-disclosure». В Harvard такое правило было отменено несколько лет назад.
Вообще, в школе множество своих правил и традиций. Есть интересная книжка Snapshots from Hell: The Making of an MBA, в которой подробно описывается вся внутренняя жизнь Stanford. Она была написана Питером Робинсоном, который до MBA работал в Белом доме спичрайтером у президента Рональда Рейгана. Я нашла эту книгу в 1998 году в коробке, оставленной бывшим коллегой под его рабочим столом. Наверное, эта книга осталась у меня где-то в подсознании. Когда я приехала в Калифорнию, то поняла, что там все именно так, как написано в книжке.
Executive: Для зачисления на программы престижных западных университетов необходимо обладать приличным запасом знаний: костяк групп составляют состоявшиеся профессионалы в своих отраслях. Какие требования предъявлялись к соискателям, когда поступали вы?
К.Е.: Для поступления в любую школу нужно сдать GMAT и TOEFL. Справившись с GMAT, можно достаточно уверенно чувствовать себя в TOEFL. Чтобы набрать необходимое число баллов, мне пришлось изрядно потрудиться, но это абсолютно не значит, что люди не поступают с низкими баллами. Кстати, в Stanford одни из самых жестких требований к показателям GMAT. Средняя оценка поступающих — 726 балов.
Потом все зависит от индивидуальных требований каждой школы. Когда со мной советуются, идти или не идти на MBA, я отвечаю: «Можно думать, сколько угодно. Сдай GMAT. Это освободит массу пространства в голове и даст кучу времени».
Executive: Как вы готовились к вступительным тестам?
К.Е.: На GMAT надо потратить время. Материал, который должен уложиться в голове, надо пережить и, как говорится среди студентов, много раз на нем поспать. Я себе изначально отложила на GMAT три месяца интенсивной подготовки. Но мне не хватило, я готовилась пять месяцев и сдавала его три раза. Если бы заложила себе на подготовку полгода, то, может быть, сдала бы лучше. Хотя не факт. Есть достаточно стандартный набор учебников для подготовки к GMAT. Но лучше всего использовать официальный путеводитель The Official Guide for GMAT Review, книги Kaplan и The Princeton Review.
Executive: Большинству поступающих на программы MBA предлагается пройти интервью. Среди всей череды вопросов обычно встречается такой: «Зачем вам степень MBA?» Как бы вы ответили на него сейчас?
К.Е.: Я поступала на MBA довольно поздно, после восьми лет работы. Соответственно, я четко понимала, что степень нужна мне не для продвижения по карьере и повышения дохода, а для поднятия потолка собственных возможностей. К тому же, учеба дала время, чтобы осознать, хочу ли я продолжать заниматься тем же делом. Я смогла посмотреть на людей, которые делают что-то другое, обрела опыт жизни за границей и определенные связи. Не стоит рассчитывать, что MBA станет ступенькой вверх по карьерной лестнице. Лучше относиться к этому, как к ступеньке в сторону, которая расширяет круг возможностей для будущих успехов.
Executive: После наступления кризиса в кулуарах российских бизнес-школ можно услышать язвительные замечания: якобы как раз обладатели дипломов лучших бизнес-школ США благополучно довели экономику до рецессии и поставили под удар даже самые крупные компании. Есть ли в этом сарказме доля истины? С высоты вашего опыта: имеет ли смысл школам пересматривать учебные планы программ MBA в соответствии с текущей ситуацией?
К.Е.: Я не думаю, что кризис произошел из-за бизнес-школ. Мне кажется, причиной всему жадность. Жадность к успеху, деньгам и влиянию, с которой все и начинается. У людей потерялось чувство меры и реальности. Многое еще зависит от самого человека. Стремится ли он заработать миллион долларов любой ценой или создает стабильную компанию, которая обеспечит несколько сот человек работой. В бизнес-школах учат именно создавать.
Executive: Выносится ли бизнес-этика в отдельный курс?
К.Е.: Конкретно бизнес-этики у нас не было, и я не уверена, что такой предмет вообще нужен. Это настолько базовые нормы, что каждый должен представлять и понимать их до прихода в бизнес-школу. Но мы обсуждали корпоративные скандалы, приводившие к банкротству крупнейшие компании.
Executive: В одном из материалов наш портал цитировал главу международной The Association of MBAs (AMBA) Джанет Пурселл. Она заметила, что спрос на бизнес-образование тем выше, чем хуже дела в экономике. Это подтверждает опыт нескольких кризисов, поскольку структура AMBA существует довольно давно. На ваш взгляд, с чем может быть связана такая закономерность?
К.Е.: Тут все просто. Спрос на бизнес-образование растет тогда, когда другие возможности быстрого профессионального роста ограничены. Аналитики, консультанты или рядовые служащие крупных компаний понимают, что получат больший опыт, посвятив два года обучению, чем умирающему бизнесу.
Executive: Программа full-time предполагает полное погружение в процесс обучения. Какова структура и содержание программы в Stanford?
К.Е.: Первая четверть — это обязательные предметы, которые необходимо иметь в багаже, для того чтобы воспринимать последующие материалы. Сейчас базовый курс делится на несколько уровней в зависимости от подготовленности того или иного студента. А когда училась я, еще была возможность сдать некоторые предметы экстерном. Практически весь второй курс состоит из выборочных предметов, но уже специализированных. Если на первом курсе предмет называется «Венчурные капиталы», то на втором курсе предстоит создать команду из нескольких студентов для разработки инвестиционного проекта с привлечением финансирования. Предметы на втором курсе в какой-то мере более прикладные.
Executive: А по какому принципу в Stanford формируются группы?
К.Е.: Весь поток в Stanford — 370 человек. По сравнению с другими топ-школами, это мало. Каждый предмет — это свои секции, которые делятся на группы. Но все это очень условно.
Executive: То есть не было одной постоянной группы, в составе которой вы работали?
К.Е.: Разве что на занятиях по развитию лидерских навыков. Там действительно была постоянная группа из пяти человек. Мы все вместе проводили лабораторные работы. Еще, пожалуй, дизайнерский курс — совместный проект с другой школой по созданию недорогих, но необходимых вещей для беднейших стран. Мы, например, работали над системой капельного орошения, себестоимость которой — $10. Стоит заметить, что это не бесполезные занятия. Я знаю ребят, реально внедряющих по такой стоимости в Непале детские инкубаторы. По своим практическим характеристикам они могут заменить госпитальные, которые стоят около $20 тыс. Сейчас один из членов моей команды развивает компанию DripTech, которая будет выпускать дешевые и качественные системы капельного орошения для индийских и эфиопских фермеров.
Executive: Финальный проект — это и есть практика?
К.Е.: Нет, летняя практика — это отдельная работа. Студенты ищут работу на два-три месяца в конкретных компаниях. Например, это может быть банк, консалтинговая или производственная компания. Обычно перед практикантом ставят определенную задачу или просто дают «пожить» в должности. Как правило, студенты используют летнюю практику для того, чтобы попробовать что-то новое, как сделала я. Либо как первый шаг к новому работодателю, потому что уже после первого курса может поступить предложение о постоянной работе.
Executive: Наверняка было желание остаться в Штатах и начать работать там?
К.Е.: Сначала было. Меня привлекала альтернативная энергетика и инфраструктурное строительство. Калифорния для таких проектов подходит идеально. Но в какой-то момент я поняла, что возможностей для меня больше на рынке России. Еще на мое решение повлияла поездка с моими сокурсниками в Россию. Мы привозили студентов Stanford из разных стран и знакомили с российским бизнесом и культурой. Видимо, экскурс был так хорошо подготовлен, что я сама в него и поверила (смеется).
Executive: А кто-то еще из сокурсников заинтересовался перспективой зарабатывать в России?
К.Е.: В той поездке была бывшая москвичка, десять лет проработавшая в Штатах. Она тоже сделала выбор в пользу России. Сейчас работает в Москве в консалтинговой компании Bain, хотя до этого не имела вообще никакого опыта работы в Москве.
Executive: Бизнес-образование в формате full-time — довольно дорогая затея…
К.Е.: Если уж вы задумались об MBA, то нужно идти именно на full-time. Некоторых может привлечь формат Executive MBA, дающий возможность учиться без отрыва от производства. Да, EMBA придаст некую марку резюме и снабдит вас академическими знаниями. Но это не сравнимо с обучением в среде, где есть возможность общения с невероятно интересными сокурсниками. Такой возможности может больше и не представиться.
Executive: К каким инвестициям нужно готовиться тому, кто всерьез решил учиться так, как в свое время учились вы? Сколько стоит сама программа (вместе с налогами и прочими издержками), и каков прожиточный минимум в Америке для иностранного студента?
К.Е.: По этому поводу хорошо высказался один из выпускников Harvard на встрече, которая проходила в Москве. Он сказал: «Если вы собрались на MBA, то не думайте о деньгах. Вы их найдете после поступления, главное — поступить!» Сейчас, правда, ситуация немного изменилась.
Конечно, до поступления я знала, что мне предстоят серьезные траты в течение двух лет, и я начала экономить. Причем экономила где-то 40% годового дохода. Но все же основные средства я планировала занять у бизнес-школы. По расчетам Stanford, студенту для оплаты обучения и проживания должно хватать $70 тыс. в год. Именно такую сумму я и взяла в кредит. К тому же, школа оказала мне безвозмездную помощь в 10% от общей суммы, которая была рассчитана, исходя из уровня моего предыдущего дохода.
В итоге на два года обучения, проживания и интенсивных путешествий мне хватило $150-160 тыс. Но лишние $10 тыс. там не помешают. Они дадут вам дополнительную свободу. Студенты устраивают много совместных поездок в самые разные страны. Это отличная возможность увидеть мир немного другими глазами. Сейчас я понимаю, что такая возможность была не у всех. Ну, и, конечно, за время летней практики можно заработать дополнительные $5-10 тыс. в месяц. Если отработать весь летний сезон, то это дополнительные $30 тыс.
Executive: Как вы решили вопрос с работой перед поступлением? Готов ли был ваш прежний работодатель ждать два года, чтобы у него в штате появился специалист одной из лучших бизнес-школ мира?
К.Е.: В 2005 году, когда я начала готовиться к поступлению в бизнес-школу, один из моих клиентов предложил перейти в его команду. Я отказалась, сославшись на скорое поступление. На это он мне сказал: «Хорошо, если ты отработаешь у нас год, мы оплатим тебе обучение». Дело в том, что в то время INSEAD, куда я изначально хотела поступать, не давала кредиты русским студентам. Это предложение решало проблему финансирования моего обучения. Но я поступила в Stanford, и от предложения мне пришлось отказаться.
Executive: Обсуждали ли вы со своими однокашниками, как решают вопрос «отрыва от производства» в американских компаниях?
К.Е.: Обычно консалтинговые компании посылают своих работников учиться и платят за них. Если человек не захочет возвращаться, он должен будет вернуть сумму расходов, которые компания понесла за время его обучения. Это обычная практика за рубежом.
Executive: MBA — это ведь еще и хороший шанс увеличить круг делового общения. К тому же, в Stanford группы интернациональны. Что вы можете сказать про уровень знаний и опыта одногруппников из других стран?
К.Е.: Как я уже говорила, это абсолютно неповторимые люди. Такая концентрация талантов создавала особую атмосферу в школе. Люди были из разных профессиональных и социальных слоев. У нас был человек, который занимался минированием кораблей при первой атаке в Ираке. Был снайпер из числа американских «морских котиков» (элитное спецподразделение Военно-морского флота США. — E-xecutive). Для меня сама мысль, что бывшие военные приходят учиться в Stanford, была невероятна. Была девочка-врач. До бизнес-школы она работала в службе скорой помощи, а еще раньше эмигрировала из Украины. Несколько студентов были школьными учителями.
Executive: Существуют ли в Stanford какие-то квоты на студентов?
К.Е.: Процесс поступления и определения, кого возьмут, — это черный ящик. Даже наладив отношения с главой приемной комиссии, невозможно узнать, почему взяли одних и не взяли других. Наверное, какой-то негласный кодекс существует. Например, в Stanford один из самых больших процентов девушек. Видимо, есть установка, чтобы количество девушек было не совсем маленьким и не совсем большим. Я заметила, что бизнес-школы любят разнообразие в своем классе. Если ты «морской котик», но при этом у тебя отличный GMAT и четкое понимание причин, по которым ты идешь в бизнес-школу, то у тебя больше шансов поступить, чем у консультанта из McKinsey с такими же данными.
Executive: Много ли в классе было русских? Каково мнение преподавателей о них?
К.Е.: Помимо меня, в группе был еще один парень из России — как раз консультант из McKinsey. Еще двое из Таджикистана и Азербайджана: закончили местные колледжи и работали в американских энергетических компаниях. Ну, и девушка из Москвы, о которой я уже рассказывала. Преподаватели никого не выделяли. Если студент хотел внимания, то сам его добивался. Все были единым целым. Разве что большая группа китайских и корейских студентов поначалу выпадала из общей картины, но это только первое время.
Executive: Наивно полагать, что один факт получения MBA кардинально меняет положение человека на рынке труда. Но все же, как полученная степень отразилась на вашей карьере и зарплате?
К.Е.: На самом деле степень не меняет человека, а человек применяет степень там, где это надо. Конечно, у меня были определенные ожидания и цели. Но карьерный сдвиг не был для меня целью стратегической. Да, моя зарплата выросла, но она росла вместе с рынком. Я думаю, что если бы я осталась здесь, она была бы даже больше. Отражение MBA на зарплатах заметно в западных странах — эту статистику публикуют сами школы. А в России разница невелика.
Executive: А при приеме на работу замечают наличие степени MBA?
К.Е.: У меня сложилось мнение, что если у человека есть MBA, то для него это плюс. Если диплома нет, то никто не будет из-за этого отказывать. MBA дает осознание внутреннего потенциала, который либо находит свое применение, либо нет. Опять же все зависит от самого человека.
Executive: В мире существует несколько организаций (National Association of Women MBAs, ASCENT, Women's MBA Network), цель которых — помочь женщинам получить MBA. Какие проблемы могут возникнуть у женщин в процессе обучения?
К.Е.: Некоторые мои друзья, проявляя свой сексизм, шутят, что я поступила в Stanford только из-за того, что я женщина (смеется). Из России за образованием девушек действительно едет меньше, чем мужчин. Но в Штатах такой градации нет, для них MBA — это стандартный шаг. Поэтому при поступлении шансы мужчин и женщин равны.
Executive: В Стэнфорде не только хорошие знания, но и красивые места с приятным климатом. Чем вам еще запомнилась Калифорния?
К.Е.: Про Калифорнию говорят, что это отдельная страна, как Москва в России. Там абсолютно комфортная и профессиональная среда. И в то же время — это большой курорт. Сочетание «из офиса на пляж» сносило мне крышу. В Лос-Анджелесе, где я проходила практику, было еще необычнее. Каждый четверг на пляже Санта-Моники проходили концерты. В восемь часов после работы я садилась в машину и ехала туда к друзьям. В такой атмосфере порой забываешь о прошедшем рабочем дне и предстоящем завтрашнем. Это определяет отношение людей к жизни. Они более позитивные. Поэтому там такая толерантность в отношениях между людьми.
Executive: В таких условиях, наверное, тяжело учиться?
К.Е.: Бизнес-школа ничего ни от кого не требует. На работе от тебя зависят коллеги, подчиненные или даже босс. На учебе — максимум, группа, для которой ты должен приготовить кейс. Отсюда специфика, по которой люди больше выкладываются в групповых занятиях. В индивидуальных занятиях все определяется собственным желанием или нежеланием отдаваться учебе полностью. Тут надо делать выбор, потому что в бизнес-школе необходимо соблюдать баланс между тремя основными вещами: деловые связи, будущая работа и знания. Все это связывается простыми человеческими взаимоотношениями. Кто-то делает упор на что-то одно, кто-то балансирует между тремя. Но быть идеальным во всем невозможно.
Узнайте больше о бизнес-школах и MBA:
Справочник бизнес-образования в России
Справочник бизнес-образования за рубежом
Источник изображения: photogenica.ru
Название статьи не совсем корректно.Если сейчас слишком многие прислушаются к этому совету, возвращаться получив образование придется не в бизнес, по причине кончины онного :-)
Название статьи не совсем корректно.
Если сейчас слишком многие прислушаются к этому совету, возвращаться получив образование придется не в бизнес, по причине кончины онного :-)