Продолжение. Начало – по ссылке.
Для лучшего уяснения значения термина «геополитическое предопределение» позволим себе в очередной раз ненадолго углубиться в мировую историю.
Римское право, как известно, создавалось на протяжении всего периода существования республики, в течение 482 лет. Сменяющие друг друга консулы брали в оборот существующие древние обычаи, первая переработанная письменная фиксация которых выразилась в Законах 12 таблиц, и каждый год шлифовали их под воздействием потребности вновь возникающих прецедентов. При этом основной политический «шлифовальный инструмент» – патрицианская аристократия и плебеи, составлявший в совокупности категорию римских граждан, оставался неизменным на протяжении всего этого периода. Внешние угрозы (галлы, финикияне) и внутренние неурядицы (борьба плебеев с патрициями, народные недовольства эпохи Гракхов, гражданские войны) не сумели расшатать или, тем более, разломать, этот монолитный механизм, укорененный в обычаях. Представляется, что причиной этого стал упертый утилитарно-практицистский, узко сконцентрированный непосредственно на прямых потребностях семьи и государства, скелет фундамента древних римлян, ярким олицетворением которого являлся Катон Старший.
Мы во мраке отсутствия источников не можем отследить происхождения такого скелета фундамента, можем только видеть его историческую жизнь. Вероятно, корни надо искать в непреклонном следовании традиции авторитета старших – в семье и в государстве, против которого на закате республики пытался протестовать Луций Сергий Катилина.
Когда понижение политического объема фундамента римской нации привело в I веке до н. э. к замене в Риме республики монархией, в процессе создания римского права наступила пора подведения итогов. Деятельность пресловутых римских юристов периода империи была в большей степени не созданием каких-то новых правовых положений, а умением отыскать и применить к случаю старые. Процесс такого применения уже в Восточной Римской империи последовательно привел к кодификации.
В итоге, когда европейские варвары после многовековых усилий все-таки сумели разгромить остатки политической системы провонявшейся от собственной деморализации империи, они получили достойную преклонения проверенную жизнью заготовку, которую в последующем сумели обработать для создания собственных политико-правовых моделей.
Британский остров, несмотря на обеспеченную Ла-Маншем водную изоляцию от материковой Европы, в период существования там первобытных племен дважды терпел преломление своей исторической судьбы наносимыми Европой ударами – первый раз от римлян, второй раз от викингов. Но затем потомки Вильгельма Завоевателя сумели создать там политический механизм, надежно защищенный своим природно-географическим положением от каких-либо негативных внешних влияний. Мы уже показали выше, к чему это привело в итоге – к созданию очень прочного к различного рода энтропийным воздействиям основного политико-правового механизма, тем более сильного, что он не нуждается для укрепления своего положения в какой-либо письменной фиксации.
Американский континент на протяжении всей известной человеческой истории находился в такой грандиозной водной изоляции от Европы, что сумел породить собственные автохтонные политические структуры. Но когда развивающаяся Европа, гонимая пониманием ценности золота, добралась и туда, эти автохтонные структуры не смогли противостоять ее натиску – в немалой степени именно потому, что не страдали этим страстно-пассионарным поклонением желтому металлу и потому оказались более беззащитными перед лицом животного инстинкта приобретательства европейцев.
Предшественники «отцов-основателей», в течение трех веков с переменным успехом руководимые лозунгом «хороший индеец – мертвый индеец», изрядно очистили для них поле деятельности. В итоге американская государственность была создана на первозданной изолированной почве трудягами из категории пассажиров третьего класса, начисто лишенными каких-либо первобытных или средневековых предрассудков, но зараженных рациональной психологией буржуазного приобретательства. Отцы-основатели и их последователи воспользовались почвой, подготовленной для них американскими пионерами, для создания собственной монолитной политической структуры, совершенно изолированной Атлантическим океаном от пагубного влияния каких-либо европейских пертурбаций, но, благодаря развитию водного и воздушного транспорта, не испытывающей никаких препятствий для своего собственного выгодного влияния на европейские дела.
Скелет фундамента американской государственности при ее создании не надо было выдумывать. Квинтэссенция американской государственной модели сама собой выдавливалась из умов ее создателей под воздействием объективных предшествующих исторических обстоятельств, породивших обычай рационализма.
Таким образом, на основании не очень длинного анализа трех известных истории государственных структур: Рим, Англия, США, мы можем сделать обобщающий вывод о том, что такое геополитическое предопределение. Это – возможный благодаря консервативной упертости (Рим) или геополитической изоляции (Англия и Америка) органический процесс развития собственной основанной на правовом обычае автохтонной модели государственного устройства – в форме, изначально возникшей в недрах самобытной структуры и не подверженной в процессе своего начального развития воздействиям каких-либо чужеродных влияний, либо устойчивой к таким влияниям.
Как видим, в мировой истории немного государственных структур, которые могли бы с полным основанием похвастаться наличием у них полноценной автохтонной модели, обеспеченной геополитическим предопределением. Подобные структуры сами это осознают, недаром в цитированном выше фрагменте фундаментального труда Шлезингера он почти высокомерно говорит о том, что «мы сохраняем одно заметное преимущество над большинством других наций».
Обеспеченная геополитическим предопределением структурная модель в глазах поборников носящего ее тела фундамента представляет собой неприкосновенное табу, не подлежащее отмене ни при каких политических коллизиях. Почитание этой модели ее носителями можно сопоставить с соблюдением правил игры терминологии Йозефа Хейзинги или с кристаллизацией на правильной основе терминологии Георгия Гурджиева. Вот в чем причина несокрушимой гордости римлян своим государством, приверженности англичан своим традициям, а американцев – своей Конституции. При наличии таких констант или, говоря языком Шлезингера, правил, можно быть уверенным в том, что при любом накале политических страстей никто из оппонентов не посягнет на предопределенные устои «правил», никто не заговорит о необходимости срыть их «до основанья, а затем…», и можно также рассчитывать на то, что каким бы амбициозным и успешным (тем в большей степени амбициозным, чем в большей степени успешным) не был лидер текущей политической минуты, стоит ему начать играть «не по правилам», предопределенным задолго до него объективным спонтанным ходом предшествующего исторического процесса, как он сам будет снесен с политической сцены вихрем всеобщего негодования: как был снесен афинский стратег Мильтиад после не столь существенной ошибки, но все же перечеркнувшей его прежний грандиозный успех, английский бульдог Черчилль после выборов июля 1945 года, когда уставшая от войны нация решила сменить консервативное направление политики на направление социальное, американский президент Никсон после Уотергейта, в ходе которого он посягнул на святая святых демократии, и множество других им подобных. Система, имеющая в своей внутренней структуре модель, обеспеченную геополитическим предопределением, напоминает идущий в атаку строй, сохраняющий свою силу именно благодаря сохранению своей структуры. Такая система сама по себе порождает целую плеяду новых лидеров без всякого сожаления над старыми, кроме исторической констатации того, что они были.
Лидеры политических качелей также не вечны; они подвержены сметанию с исторической арены в еще большей степени. Вспомним, какие задачи ставили перед собой раскачиватели качелей Германии XX века канцлер Вильгельм и кайзер Гитлер. И чем они оба закончили. Но лидеры качелей тем отличаются от лидеров циклов, что ради удержания своего лидерства готовы пойти на любые крайние меры, в то время как лидеры циклов в выборе мер жестко ограничены Конституцией и реальным функционированием системы разделения властей. Поэтому, если лидера качелей в случае его провала (а как учит история, провал всегда неизбежен – неважно, происходит ли он до или после физической смерти лидера) бесповоротно сносит с политической арены или из жизни противоборствующий виток качелей, то лидера цикла лишь на некоторое время уносит веяние противоположного цикла, также облеченное в строгие конституционные рамки. Так, например, поправка в Конституцию США, установившая правило, согласно которому одно и то же лицо не может занимать президентский пост более двух раз подряд, была не чем иным, как заочной политической местью республиканской партии скончавшемуся четырехкратному президенту от демократов Франклину Рузвельту.
И еще разница в том, что лидеры циклов, как правило, добиваются своих исконных целей, в отличие от лидеров качелей. Рузвельт вывел нацию из затяжного экономического кризиса в то время как его современник Гитлер вместо того чтобы вознести свою нацию на олимп расового превосходства, во второй раз за неполные тридцать лет обратил ее в руины.
Именно наличие модели, обеспеченной геополитическим предопределением, может позволить политической оппозиции накаляться до предела в своем радикализме по отношению к власти – без угрозы того, что вместе с властью может полететь и вся наработанная прежде историческая предопределенность. Именно при наличии устойчивой модели, обеспеченной геополитическим предопределением, является эффективной функционирование двухпартийной политической системы в лице циклично сменяющих друг друга сторонников «традиции и контртрадиции», а существующая система разделения властей обеспечивает реальную эффективную работу системы сдержек и противовесов, а не подчинение законодательной и судебной властей власти исполнительной, как при витке политических качелей.
Говоря языком Макса Вебера, для носителей скелета фундамента циклов характерно целе- и ценностно-рациональное поведение, в то время как для носителей скелета фундамента качелей – традиционное и аффективное. Последнее в большей степени соответствует первобытному сакрально-мифологическому мышлению, носители которого в почитании своих кумиров доходят до крайней степени истерии и радикализма.
Давайте теперь рассмотрим, каково геополитическое предопределение нашей России и где могла быть утрачена модель ее правового обычая.
Исторически и географически страна расположилась так, что легла на стыке двух культур: западной и восточной, европейской и азиатской, демократической и деспотической.
Начало ее истории было вполне «европейским». Протоисторические племена, легшие в основу славянского этноса, вместе со своими западными соседями принимали участие в погромах западной и восточной империй; политическая жизнь крупных древних русских городов, в принципе, во многом была схожа с европейскими. Трудно сказать, насколько коснулись живших в них потомков древних русских племен отголоски той мутации, которая, по заслуживающим доверия словам Л. С. Васильева, породила в античной Греции эпохи нашествия дорийских племен принципиально новое превалирование частнособственнических отношений над отношениями храмово-государственными, характерными для всех восточных протогосударственных и государственных моделей.
Ситуация с сугубо русским политическим скелетом фундамента начала определяться со второй половины XII века в верхне-волжской Руси, где князь Андрей Боголюбский отставил традицию замещения самым сильным из династии князем киевского стола и оставил своей резиденцией удел своего отца, Юрия Долгорукого, долго без особого успеха боровшегося за Киев. В этом, относительно слабо заселенном районе он, обосновавшись во второстепенном даже на самой Верхней Волге городке Владимире, сделал упор на призываемых к себе представителей низших политических групп, находившихся ранее в подчинении у боярской элиты. Он дал своим сторонникам возможность почувствовать свое более выгодное положение по отношению к старой аристократии, но еще более он дал им почувствовать то, что таким своим положением они обязаны именно ему. Он, не в пример другим современным ему князьям, очень круто обходился со своим ближайшим окружением и не терпел никакого ограничения своей авторитарной власти. В итоге Андрей за свой крутой нрав и поплатился – был убит людьми, когда-то приближенными им к себе. Но созданный им скелет фундамента прочно укрепился в верхне-волжской Руси, где после монголо-татар и образовался центр российской государственности.
Политическое наследие брата Андрея перенял младший Юрьевич Всеволод и передал его всем своим потомкам по нисходящей линии, которые и продолжили династию Рюриковичей. Монголо-татары русский политический скелет фундамента не породили, они его только усилили. Сохранилась тенденция привлечения самодержавными лидерами лиц с менее высоким социальным статусом для опоры на них против ограничения своей власти знающей себе цену аристократии. Таким образом поступали монгольские ханы, Иван Грозный, Петр Первый, большевики в первый год Великой Отечественной войны и после – во времена партийных междоусобий. В своих основных контурах этот политический скелет фундамента дожил до 2012 года; с грустью представляется, что пока жива Россия, он будет существовать и дальше.
Таким образом, исторически Россия стала Азией. Но свое географическое европейское положение она начала ощущать еще лет за двести пятьдесят до деятельности того, кто, как, принято думать, потом прорубил окно в Европу. Культурные влияния Европы на Русь были неизбежны ввиду географической близости и ввиду того непререкаемого факта, что эти влияния представляли собой «свет с запада», льющийся пока прежде всего только в виде материальных достижений. Петр своей авторитарной рукой врубил также слабо начинавшие оседать еще до него достижения духовные.
В итоге преклонение дворянской аристократии перед западными ценностями – при том, что она продолжала править страной, живущей по азиатским законам, азиатскими же методами, – привело к тому, что маркиз де Кюстин, побывав в России в первой половине XIX века, совершенно справедливо назвал ее лицемерной «страной фасадов». Через полвека в Россию с запада же пришел фасад марксизма, который заменил собой прежний фасад граждански-свободной, почти конституционной, монархии. А еще через век на смену фасаду марксистскому с запада пришел фасад демократический, свернув витком своих политических качелей прежние основы государственного суверенитета – таким образом, что современной власти для возрождения этих основ вновь пришлось существенно «прикрыть» демократический фасад такими действиями, которые сейчас приводят в негодование подлинных поборников демократии.
Заметим, что каждый раз смене «фасадов» предшествовала описанная выше пассионарная «мутация», стремящаяся заменить собой органическое внутреннее строение политической модели. Но всякий раз эта модель после деформации возвращалась на место и принимала свой восточный деспотический облик, сопровождаемый сменой полюсов. Этот облик – основа сохранения российской государственности.
Таким образом, из всего описанного колебания российских политических качелей непреклонно выглядывает подлинная модель ее государственного устройства, обеспеченная геополитическим предопределением. Модель, не имеющая ничего общего с основами той описанной выше дорийской мутации, которая породила достижения современной англо-саксонской демократии. Демократии автохтонной – в том смысле, что она распространяется только на представителей самих этих англо-саксонских государств. Все их попытки «привить» их излюбленную и привлекательнейшую для других политическую модель иным государственным структурам на поверку оказываются политологическими шагами, целью которых является устройство какой-либо, выгодной метрополии, цветной революции. Приводится в действие принцип – «заставь своего противника играть по своим правилам», в духовном знании которых противники очень существенно уступают тем, кто навязывает эти правила.
В таком случае, мы как бы подошли к безысходному выводу, что России для сохранения себя суверенной державой нужна диктатура. И тут уж, в самом деле, в пору согласиться с артемовским коммунистом Ламихиным, что лучше диктатура в интересах большинства, чем – олигархического меньшинства. Но если бы это было так, то эта статья не имела бы никакого смысла. Специфика России состоит в том, что она, как никакая другая государственная структура современности, наиболее близка к реализации положения, что человек – хозяин судьбы.
Наше дальнейшее изложение, возможно, покажется кому-то склонным к мистическому. Тем не менее, мы продолжим следование начатому курсу – для того, чтобы полностью выразить свою мысль, которая иначе останется обрубленной. Постараемся сделать свой язык наиболее понятным.
Мы начали со сравнения качелей и циклов и подошли к тому, что диктатура – это и есть качели, очередной виток тела фундамента которых устраняет любой внешний фактор противоречия собственному расцвету. Но при этом внутренние противоречия приводят к тому, что рано или поздно виток качелей обрывается противоположным ему по направленности витком, стремящимся в свою очередь бескомпромиссно насадить идеалы собственного тела фундамента. Степень истерического ожесточения против антикомплиментарного тела фундамента определяет увеличение или уменьшение амплитуды колебания следующего витка качелей. Переживаемый в настоящее время путинский виток – самый слабый из предыдущих, рассмотренных выше, имеющий наибольшую перспективу перерасти в цикл. Для этого нужно, во-первых, не допустить замену этого витка противоположным ему коммунистическим, который приведет к увеличению амплитуды колебания своего витка и в перспективе – к очередной долгосрочной фазе мотания качелей, а во-вторых, – не допустить «засыпания» носителей тела фундамента текущего витка, которое может привести к дальнейшей абсолютизации власти, сохранению негативных властно-собственнических коррупционных тенденций и в перспективе стать причиной очередной мутации, повлекшей за собой консолидацию антикомплиментарной энергии и ее концентрацию в виде того же очередного контрвитка. Для достижения второй цели необходимо сохранение подлинно независимой от власти, а не взрощенной ею, сильной своим влиянием в народной массе, радикальной и непримиримой политической оппозиции.
Решению задачи, озвученной в последнем предложении предыдущего абзаца, могут содействовать обоюдные шаги – как власти, так и самой существующей оппозиции. Для этого каждая из них должна следовать присущим ее положению правилам, которые сходятся в одном: работай над собой. Применительно к власти можно воспользоваться советом, который на страницах индийского эпоса Махабхараты брахман-мудрец дал царю-кшатрию: «Ты завоевал всю планету, но тебе нужно еще победить самого себя»; применительно к оппозиции – принципом, приписываемым древнегреческому философу Сократу, но на самом деле столь же древним, как само человечество: познай самого себя.
Что в данном контексте требуется от власти?
В 30-е годы XIX века из Франции в Америку с целью изучения пенитенциарной системы уехал молодой аристократ Алексис де Токвиль. Он был раздираем противоречиями политической жизни своей родины и воспользовался возможностью изучить демократию «в натуре». Он оказался в Америке в период президентства Эндрю Джексона и был поражен содержанием одной газетной статьи: «речь, произнесенная Джексоном.., была речью бессердечного деспота, стремящегося исключительно к тому, чтобы сохранить свою власть. Амбиции — это его преступление, и это же будет его наказанием. Его призвание — интриги, и интриги спутают все его планы и вырвут власть из рук. Он управляет с помощью коррупции, и его преступные махинации обернутся для него стыдом и позором. Он проявил себя на политической арене как игрок без чести и тормозов. Он преуспел, но час справедливости приближается; скоро ему придется вернуть все, что он захватил, далеко забросить свою фальшивую игральную кость и уйти в отставку, где он сможет вволю проклинать свое безумие; ибо его сердце никогда не знало такой добродетели, как раскаяние». Приведя эту выдержку, Токвиль подчеркнул, что если во Франции необузданность прессы зависит от социальной нестабильности, политических страстей (по нашему – качелей) и проистекающего отсюда всеобщего беспокойства, то современная ему Америка является страной, в чреве которой заключено наименьшее количество революционных ростков. Газету никто не закрывал, редактора не увольнял, никакими репрессиями ему не грозил.
На самом деле, вопрос гораздо глубже простой констатации наличия при демократии гласности и свободы слова и прессы. Давайте попытаемся проследить психологию социального «бунтаря».
В известном романе Й. В. Гете «Страдания юного Вертера» причиной самоубийства талантливого юноши стала не только безответная любовь к Лотте, но и неудавшаяся попытка самореализации в работе и в обществе. «Как иссушена моя душа! Ни одной минуты полноты чувств, ни одного счастливого часа! Ничего! Ничего!»; «Боюсь, что мы с моим посланником недолго будем терпеть друг друга. Это положительно несносный старик. Его способы работы и ведения дел настолько смехотворны, что я принужден перечить ему и часто делаю по-своему, на что он, понятно, обижается». И итог: «У меня была неприятность, из-за которой мне придется уехать..: от досады я скрежещу зубами! Теперь уж эту дьявольскую историю ничем не исправишь».
Описанное здесь психологическое состояние характерно для субъектов, чья коллективная мутация способна породить виток социальных качелей. Но в то же время подобное состояние потенциально очень плодотворно для переживающей его личности тем, что способно мобилизовать массу ее сил на активную созидательную деятельность. Сильные чувства: ненависть, любовь, патриотизм, служение долгу, – изначально характеризуются повышенным уровнем объема фундамента, который в дальнейшем, в случае неприменимости вызванных этими чувствами побуждений, имеет тенденцию к понижению.
Именно это необходимо учитывать власти, если она настроена на смену политических качелей политическими циклами.
Скажем, если в условиях существующего цикла, когда есть вполне формальная антагонистичная существующей власти сила, носитель плодотворной пассионарности может найти себе применение в ней, вступив в оппозиционную партию или приняв участие в движении ее сторонников. Но в условиях продолжающегося витка качелей любой пассионарный бунтарь ставит себя вне власти и, в условиях отсутствия параллельной ей легальной силе, вне закона. Такому пассионарию остается только один выход – уйти в криминал, что чаще всего в таких случаях и происходит.
Параллельный вариант – если скрытый бунтарь сам работает в органах власти и видит творимые ею глупости изнутри. Тогда он, поскольку является деятельным человеком, невольно начинает искать выход своей кипучей энергии в каких-то, в принципе, законных, но неформальных шагах, не регламентированных никакими инструкциями. Эти шаги изначально делаются для близких и знакомых, потом кто-то предлагает за работу гонорар, это переходит в привычку. Дальше по неформальным источникам растекается информация о таком чиновнике, и он активно начинает работать на свой карман. Затем он либо сгорает, либо находит себе покровителей сверху, и коррупция приобретает пирамидальную форму.
Это – издержки витка качелей, в условиях которых, как мы видели, нет никакой возможности творческой реализации. Любой активный подчиненный, имеющий менее расторопного или более лицемерного начальника, обречен на конфликт, который мы описали выше на примере гетевского персонажа Вертера. Когда энергия этой активности сублимируется в массах до такой степени, что «верхи уже не могут, а низы не хотят», начинается встречный виток качелей с обратным вектором, но с тем же качественным скелетом фундамента. Просто белое становится черным. Изначально белое остается активным и позитивным – в сравнении с черным, память о котором еще свежа. Но затем и оно коснеет, порождая новые скрытые недовольства.
В условиях наличия циклов белое и черное сосуществуют просто потому, что не могут друг друга уничтожить, хотя хотят этого не в меньшей степени, чем при витках качелей. Но взаимоуничтожению мешает, во первых, обеспеченный геополитическим предопределением баланс сил, а во-вторых, производная от этого баланса (то есть возможная благодаря его наличию) система сдержек и противовесов в виде реального разделения трех ветвей власти. При витке качелей система троевластия, несмотря на свое возможное формальное существование, все равно не работает, поскольку реально она подчинена воле обожаемого лидера. Американский президент Эндрю Джексон, быть может, искренне хотел бы порвать на части автора приведенной выше тирады, направленной лично против него, но он не сделал этого в силу обеспеченной общественным устройством объективной невозможности. Если в условиях витка качелей такая возможность лидеру хоть каким-то образом предоставляется, он оказывается не в силах «победить самого себя» и поддается искушению раздавить наглеца.
Лев Николаевич Гумилев своим живым языком рассказывает о том, как в 79 г. до н. э. пожизненный диктатор Рима Луций Корнелий Сулла сказал: «Теперь порядок наведен, мне надоело вами управлять, я пойду домой. Возвращаю власть Сенату, восстанавливаю Республику». Сложил с себя власть и пошел домой пешком. Какой-то молодой хам стал его страшно поносить (а, добавим к слову, поносить его было за что – Е. Ш.). Сулла только посмотрел на него и говорит: «Знаешь, из-за таких, как ты, следующий диктатор уже не снимет с себя власть». И ушел домой».
Задача власти в условиях качественного перехода от витка качелей к фазе цикла состоит в том, чтобы, во-первых, подобно Сулле, оставить нахала в покое, а во-вторых, в том, чтобы не в пример сложившему с себя полномочия диктатору, остаться у власти и продолжать терпеть сыпящиеся против себя упреки и, имея возможность их давить, тем не менее, оставлять их носителей на свободе и в целости. Это трудно, но именно в этом состоит искусство победы над самим собой. Причем заняться этим должен далеко не только сам политический лидер, но и любой, кто вместе с ним составляет принадлежность к номенклатурному бомонду.
Что здесь имеется ввиду? Историк Востока Леонид Сергеевич Васильев одной из основных отличительных черт азиатской деспотии считает невозможность отдельных простых смертных индивидов поднимать голову выше среднего уровня, без боязни ее потерять. Тот, кто не понаслышке знает о работе в современных российских государственных органах, на своей шкуре испытали справедливость этих слов; тот, кто пытается строить свой бизнес без опоры на связи в чиновничьем аппарате, также обеими руками выскажется за это суждение.
И взять, к примеру, такое сравнение: в чем причина того, что любой японский автомобиль в десятки раз качественнее любого советского или современного российского? Можно строить десятки предположений, но представляется, верным ответ будет такой: на японском заводе каждому работнику вменено в обязанность подавать свои идеи о том, как улучшить качество той или иной детали или их совокупности. В России тысячи рабочих штампуют неуклюжую модель по заранее кем-то спланированной и не обкатанной как следует схеме. Между тем весь опыт говорит о том, что только тот, кто непосредственно своими руками соприкасается с каким-либо предметом или явлением, в состоянии адекватно реагировать на его сигналы о путях его совершенства. Это можно назвать концентрацией внимания.
Именно предоставление возможности любому субъекту заявить свое «я» без боязни, что ему это «я» засунут куда-нибудь в самое непотребное место, должно стать одним из основных принципов поведения власть имущих. Повторим, это очень сложный элемент работы над собой, против которого у любого власть предержащего интуитивно будет просыпаться подсознательное желание выскочку утопить.
Имеет смысл говорить о необходимости создания каких-либо объединений, имеющих целью выявлять и поддерживать инициативных, но одиноких и слабых людей, помогать им в продвижении своих идей и целей. При этом необходимо делать так, чтобы подобные объединения ни в коей мере не были основаны властью – в противном случае ничего, кроме поддержания этой власти, они делать не будут. Такие объединения власти надо не создавать, а просто их не душить. И, в чем сильная власть, безусловно, может оказать помощь и поддержку, это – в урегулировании локального конфликта между выскочкой и номенклатурой в пользу выскочки.
Разухабистость русского менталитета настолько многогранна, что если дать ей дорогу в жизнь, можно ожидать того эффекта, который прогнозируем в природе в случае отмены принципа естественного отбора. Например, можно судить о том, чего стоит сознательная пассионарная инициатива русского человека, по его поведению в чрезвычайно кризисных политических ситуациях – войнах, угрожающих национальному суверенитету. История Россия сложилась таким образом, что больше ему особо негде было себя выразить, поскольку в остальное время над ним довлела деспотичная государственная машина.
Ну а чего мы теперь потребуем от оппозиции?
Если сопоставить поведение нашей современной самой неутомимой оппозиции с классификацией М. Вебера, то точка сравнения придется на уровень где-то между традиционным и аффективном типами поведения, а не на целе- или ценностно-рациональном типах. Выше мы уже говорили о том, что составляет тело и скелет фундамента наших коммунистов. Их можно в чем-то сравнить с приведенным выше примером африканского готтентота: если для того счастье непременно ассоциируется с быками, то для красной оппозиции – с красным флагом и социалистическими лозунгами; если готтентоту мало просто завладеть стадом быков – это стадо надо непременно отобрать у ненавистного зулуса, – то наши радикалы непременно хотят обобрать современных олигархов и лишить их того, чего те удачливо приобрели в необузданную эпоху первоначального накопления.
Постаравшись объективно ответить на вопрос – чего они, все-таки, хотят, – представляется, получим более чем прозаичный результат: в них до сих пор стонет тоска по былому кажущемуся величию, а также, кое для кого, – по утраченным привилегированным позициям, надежной опорой которых было состояние бездеятельной аморфности.
Это и сейчас характерно для огромного числа представителей номенклатуры, но оппозиция и должна быть оппозицией – чтобы не тосковать о том, что кто-то другой занял их прежнее вольготное место, а активно содействовать тому, чтобы номенклатуре было не очень-то вольготно занимать свое место.
Согласно экономическому графику функций Вильфредо Парето, при эффективном распределении ресурсов их конкурирующие друг с другом поглотители мобилизуют усилия для достижения собственной границы полезности, стремясь обеспечить максимум такой полезности для себя посредством сокращения попадания полезности другим. Этот закон универсален для любого типа общества: если для западного капитализма полезность ассоциируется с накопленными капиталами и производными от них материальными благами, то для деспотических обществ – со степенью близости к храмово-государственной кормушке, которая в данном случае служит источником и капиталов, и материальных благ. Но принцип от этого не меняется; таким образом, наши псевдо-уравнители, махая красными флагами, стремятся всего-навсего сменить полюса, не меняя их содержания.
Основная суть вопроса лежит глубже. Авторы известного учебника по экономике, из которого мы заимствовали суждение Парето, подчеркивают, что приводя его в качестве примера, они сознательно исключают возможность альтруизма, при которой счастье для одной стороны увеличивает полезность для другой. Но они же и говорят, что оптимальной является та общественная модель, при которой государство время от времени принимает роль «альтруиста» на себя, ни в коем случае не нарушая течения стихийного закона рынка. Выше нами этот закон был охарактеризован, как геополитическое предопределение.
Давайте вспомним описание скелетов фундамента двух противоположных циклов у Шлезингера. Кратчайшее резюме можно сформулировать таким: преобладание контртрадиции – расцвет животного рыночного эгоизма, переход к традиции – допуск в естественный отбор рынка правил альтруизма. А теперь сопоставим с нашей характеристикой структуры фундамента: контртрадиция – понижение его объема, традиция – повышение. Помните: «Эпохи господства частных интересов характеризуются скрытыми под поверхностью течениями неудовлетворенности, критики, брожения, протеста. Целые группы населения оказываются позади в гонке приобретательства. Загнанные внутрь проблемы обостряются, грозят стать неразрешимыми и требуют вмешательства. Людям надоедают эгоистические мотивы и перспективы, они устают от погони за материальными благами в качестве наивысшей цели. Период отдыха от бремени общественных забот восполняет национальную энергию, подзаряжает батареи нации. Люди начинают искать в жизни смысл, не замыкаясь на себе самих»?
Именно игра в понижение – повышение объема фундамента основных пассионарных сил государственной структуры составляет ее баланс плавучести, позволяющий ей удержаться в режиме циклов и не скатиться в колебания качелей. Обозначенный здесь баланс плавучести характерен только для того менталитета, который преодолел в себе склонность к аффективному или традиционному поведению и перешел к поведению целе- и ценностно-рациональному.
Именно этот этап работы над собой необходимо преодолеть нашей оппозиции. То, каким образом можно этого достичь, описывает один эпизод, быть может, выдуманный под влиянием атеистической цензуры, но вполне наглядный.
Г. А. Федосеев в книге «Злой дух Ямбуя» описывает ломку стереотипа эвенкийского старика Карарбаха, утверждавшего, что в медведя – людоеда, который убил геодезистов, вселился непобедимый дух Харги, и наотрез отказывавшегося в него стрелять. Наконец, увидев, что раненный зверь беспомощно тонет в болоте, «старик поражен. Он не понимает, почему злой дух Харги бездействует? Почему не спасает людоеда, не сбил нас со следа, не посылает на нас грозу, несчастье? Не может или его действительно совсем нет?.. Рев прекратился. Уже скрылась спина. Разжиженная глина сковала и передние лапы. Зыбун, как удав, медленно заглатывал людоеда в свою бездонную утробу. Старик с жаром стал объяснять мне: если есть Харги – он сейчас покажет свою силу. И эвенк застыл в ожидании. Потом, точно очнувшись, высоко поднял костлявую руку с берданой. Потрясая ею в сторону зверя, он гневно крикнул: Я убью тебя, Харги! И, приложив ложе ружья к плечу, выстрелил в голову медведя». Карарбах убил Харги в своей душе.
Это – пример микроисторический. Теперь приведем макро. В свое время древние греки сумели перестать сакрально поклоняться олимпийским богам (поэзия Гесиода) и начали использовать их в качестве комедийных персонажей (пример – творчество Лукиана). А древние египтяне так и не сумели преодолеть убеждение в том, что их фараоны – это живые боги во плоти, которых они почитали примерно также, как современные исламские фундаменталисты чтут своих Аллаха и Мухаммеда. В итоге египтяне сошли с исторической сцены традиционной восточной деспотией, а греки, пережившие частнособственническую мутацию и развившие производные от нее гражданские институты, затем посредством римлян передали свой потенциал Европе, создавшей современный цивилизованный капитализм и политическую демократию.
Если для потенциальных раскачивателей качелей, какими по-прежнему являются наши коммунисты, характерна точка опоры на их святое тело фундамента, то для холодно-расчетливых политических рационалистов достаточно абстрактной альтруистической модели, при которой какое-либо общее для всех тело фундамента (персональное сохраняется у каждого) отсутствует в принципе, а ведущим является стремление насадить окружению правила скелета фундамента, характерные для повышения его объема.
Говоря более понятным языком, радикализм оппозиции должен возносить не флаг определенного цвета или портрет определенного исторического персонажа, а принцип более равномерного распределения полезности при сохраняющемся эффективном распределении ресурсов. Для достижения этой цели могут быть признаны допустимыми любые средства, применяемые против антикомплиментарного тела фундамента – массовые акции протеста, уничтожающая критика правящих монополистов, разоблачение и придание огласке самых глубинных и замаскированных факторов коррупции. Неприкосновенным должно быть одно – государственная модель, обеспеченная...
Вот здесь, применительно к России, необходимо осечься. Мы недаром выше провели сравнение геополитического предопределения стран – эталонов парламентаризма и России, показав, что для поддержания устойчивости последней всегда была характерна модель азиатско-деспотическая.
Обоюдным этапом работы над собой как для власти, так и для оппозиции, должно стать неукоснительное следование основам, прописанным в главном государственном документе страны, вернее даже, в двух первых главах, ее Конституции.
Мы вовсе не склонны идеализировать этот документ. Всем хорошо известно, в каких условиях он был принят, и кто его продвигал. Уже сейчас специалисты находят много погрешностей в его содержании, которое следовало бы сделать более объемным и глубоким по смыслу. Но это как раз тот случай, когда форма должна диктовать свою волю содержанию. У нас еще слишком неустойчивы фундаментальные основы для того, чтобы начинать их расшатывать. Когда-нибудь, спустя ряд десятилетий, после смены нескольких фаз сменяющих друг друга циклов (если эти фазы вообще смогут преодолеть продолжающиеся витки качелей), уместно будет начать говорить о создании некоего Конституционного Собрания, которое – согласно правилу, прописанному в 9-ой Главе, – разработает проект новой Конституции и, внеся в нее все продиктованные протекшей жизнью поправки, заменит ею старую. Но сейчас любое посягательство на эти призванные обеспечить стабильность основы неминуемо приведет к краху накопленные в изнурительных мотаниях качелей тенденции к их замене циклами.
Мы обрисовали здесь несколько фантастичные рычаги перехода от того, что назвали качелями к тому, что условились называть циклами. Конечно, автор не настолько наивен, чтобы предполагать, что кто-то всерьез отнесется к его идеям и станет по прописанной здесь инструкции «работать над собой». Мы и не ставили себе целью породить какую-либо политическую программу.
Мы, вслед за М. А. Булгаковым, решили в своих рассуждениях пойти «параллельно и ощупью с природой», приведя ряд характерных исторических примеров и описав прошедшую и современную историю такой, какая она есть. Но мы надеемся, что кто-то, прочитав эту статью, хоть на короткое время задумается над тем, что нам предстоит пережить в ближайшее будущее.
Новый шестилетний срок президентской власти сулит подтвердить или опровергнуть доводы автора о том, что такое политические качели, и что такое циклы. Эти предстоящие годы лично для автора станут проверкой его гипотезы, а для страны – испытанием на прочность тех институтов, которые легли в основу ее конституционной модели. В случае отхода от правил заметить нарастающую энтропию со стороны будет совсем не сложно.
Предстоящие шесть лет следующего президентского срока должны стать годами подготовки российского государственного организма к эволюционному переходу от политики истерик к политике разума; переходу от ее продиктованной всей мощью спонтанного геополитического предопределения естественной модели к модели искусственной, которая должна стать не менее прочной. Если Россия сумеет это преодолеть, тогда она приоткроет завесу своего назначения в мировой истории, а лидер, добившийся качественного перехода, описанного в этой статье, добьется такого исторического статуса, до которого в российской истории не доходил еще ни один из рожденных ею персонажей.
Евгений, день добрый!
Интересные у вас размышления.
Это вы сами все выстроили или на чьи-то работы опирались?
К слову, вы знакомы с исследованиями Ильи Раскина?
Все построения мои. В данном случае опираюсь на собственную историко-социологическую схему, которую начал формировать ещё в середине 90-ых, будучи студентом. С исследованиями И. Раскина не знаком. Буду рад, если укажете ссылку.