Ричард Флорида: «Почему агрессоры проигрывают»

Его теория креативного класса вызывает раздражение у фундаменталистов, консерваторов, представителей закрытых политических режимов во всем мире. Для этого есть основания: профессор Школы менеджмента Rotman университета Торонто,старший редактор журнала The Atlantic Ричард Флорида в своих книгах недвусмысленно указывает на то общественное сословие, которое определит будущее планеты: креативный класс. Формула 3T (технологии, таланты, толерантность) определяет сущность концепции Флориды. Компоненту номер три принадлежит особая роль: страта, которую изучает исследователь, предпочитает селиться в таких городах и странах, где преобладает атмосфера открытости и дружелюбия, где нет диктата обскурантистов и авторитарных политиков. В этом плане его теория объясняет, почему талантливые люди в XX и XXI веке мигрируют с востока на запад, а не наборот. В итоге именно толерантность, а не наличие полезных ископаемых в недрах той или иной страны, оказывается решающим фактором для технологического и экономического развития. Читайте интервью, которое Ричард Флорида дал порталу Executive.ru, и два фрагмента из его книг.

Executive.ru: Какова ваша оценка численности креативного класса в России?

Ричард Флорида: В России креативный класс насчитывает примерно 39% работоспособного населения, и включает два сегмента. Первый – профессионалы, представители классических интеллектуальных специальностей – работники таких секторов как здравоохранение, образование, право, бизнес и финансы. Второй – суперкреативная сердцевина – ученые, инженеры, изобретатели, исследователи, также как художники, дизайнеры, писатели, музыканты. Данная общность – это ключевая движущая сила экономики будущего.

Executive.ru: Встречали ли вы представителей креативного класса в Иране, Саудовской Аравии и других странах с традиционным укладом жизни?

Р.Ф.: Да, но я считаю, что для успешного экономического развития в таких странах как Иран или Саудовская Аравия должны быть тщательно спланированы усилия по развитию так называемой 3T-модели (технологии, таланты, толерантность). В закрытых обществах, с их ограниченностью, акцент должен быть сделан на расширении возможностей социального общения, на вовлечении людей в развитие, на поддержку взаимной терпимости. Это ключевой элемент. Без этого невозможно рассчитывать на устойчивый рост, на процветание. В книге The Rise of the Creative Class я пишу, что преуспевание в экономике связано с культурной, предпринимательской, гражданской, научной, и художественной креативностью. В свою очередь люди, обладающие талантами, нуждаются в сообществах, организациях, коллегах, которые открыты по отношению к новым идеям, и к людям, мыслящим инако. Города, лояльно относящиеся в иммигрантам, к иному – альтернативному – стилю жизни, к носителям нового взгляда на мир, несомненно выиграют в креативную эпоху. Политики стоят перед необходимостью сделать их страны более толерантными в социальном плане, внедрить дружелюбность в качестве универсального стандарта.

Executive.ru: Есть ли в связи с этим у креативного класса политическая программа?

Р.Ф.: Не существует специальной политической программы или партии, отражающей интересы этого класса. В данную общность входят люди, принадлежащие к разным партиям и движениям. Сущностная черта страты – креативность, которая, повторю, является ключевым фактором экономического роста. Впервые в истории человечества будущее экономики зависит от развития человеческой способности к творчеству, а не от победы одной политической партии над другой.

Executive.ru: Каково отношение представителей креативного класса к финансовым активам? Можно ли сформулировать, что важнее для этих людей: материальное благополучие или общественное признание?

Р.Ф.: Происходит процесс, который я называю «большая перезагрузка». Сущность его в том, что для общественного процветания все более важными становятся персональные потребности человека. При этом все мы по-разному понимаем, что такое благополучие. Традиционные символы успеха, такие как дом, новый автомобиль, предметы роскоши, становятся бременем для многих современных людей. Я полагаю, мы станем свидетелями экспериментального потребления, в центре которого будут путешествия, отдых, саморазвитие, это хорошие новости для тех секторов экономики, которые нацелены на удовлетворение данных потребностей.

Executive.ru: Вы утверждаете, что экономическое соревнование выиграют те города и страны, которые более дружелюбны по отношению к креативному классу. А как город может стать более толерантным по отношению к этой страте?

Р.Ф.: Поселения независимо от их размера могут создавать живые креативные центры. При этом проекты должны, во-первых, быть индивидуальными, во-вторых, соответствовать характеру города. Я полагаю, что таланты будут предъявлять все более высокие требования к качеству среды обитания – это глобальный тренд. Люди будут менять города, руководствуясь различными соображениями. Для одних важны возможности экономического роста, для других – экологические характеристики, для третьих – рестораны, возможности для ночной жизни, для кого-то – институты культуры и образования. Каким бы ни был конкретный мотив, в любом случае речь идет о качественной среде, в которой возможна полноценная, содержательная, творческая жизнь.

Фрагмент из книги Ричарда Флориды «Креативный класс: люди, которые меняют будущее». М, «Классика – XXI», 2011. Перевод с английского Андрея Константинова.

«Радикальное отличие между креативным и другими классами заключает­ся в том, за что они получают свои деньги. Представителям рабочего и об­служивающего класса платят, главным образом, за выполнение работы со­гласно плану, тогда как креативный класс зарабатывает деньги, проектируя и создавая что-то новое, и делает это с большей степенью автономии и гиб­кости, чем два другие класса. Разумеется, моя теория имеет свои переход­ные зоны и пограничные моменты. И хотя кто-то может обнаружить недо­статки в моем определении креативного класса и основанных на нем расчетах, я уверен, что оно содержит куда больше точности, чем существу­ющие аморфные определения «работников умственного труда», «символи­ческих аналитиков» или «профессионалов и технологов».

Классовая структура США и других развитых стран является предметом оживленных дискуссий уже более ста лет. Для массы авторов XIX и XX веков центральной темой был подъем, а затем упадок рабочего класса. Дэниел Белл и другие теоретики середины и конца XX века переместили акцент на развитие постиндустриального общества, в котором произошел сдвиг с про­изводства товаров на предоставление услуг. Наиболее заметная тенденция современности, наметившаяся еще некоторое время назад — это развитие креативного класса, великого нового класса наших дней.

В течение XX века креативный класс вырос в десять с лишним раз, с трех миллионов человек до сегодняшнего уровня; только с 1980 года его численность более чем удвоилась. Приблизительно 15 милли­онов специалистов, более 12% рабочей силы США, принадлежит к его су­перкреативному ядру. Сегодня в США креативный класс численно превос­ходит традиционный рабочий класс, объединяющий тех, кто работает на производстве, в строительстве или на транспорте.

Длительный период XX века стал свидетелем подъема и упадка рабочего класса, численность которого достигла пика (около 40%) между 1920-ми и 1950-ми, прежде чем начать медленно сокращаться до современного объема (около четверти всей рабочей силы страны). Обслуживающий класс, охва­тывающий такие виды сервиса, как персональный уход, общественное пи­тание и канцелярская работа, за тот же промежуток времени постепенно вы­рос, сначала вдвое — с 16% до 30% рабочей силы между 1900 и 1950 годами — превысив затем 45% к 1980 году. В численном отношении сейчас это самый большой класс, включающий около 55 миллионов человек.

Хотя количественно креативный класс уступает обслуживающему, благо­даря своей решающей экономической роли он является наиболее влиятель­ным. При этом он значительно превосходит класс «организационного чело­века», которому посвящена книга Уильяма Уайта, опубликованная в 1956 году. Подобно управленческому классу Уайта, «определившему американ­ский характер» в 1950-е, креативный класс задает нормы сегодняшнего дня. Однако его нормы весьма отличаются: индивидуализм, самовыражение и открытость различиям ценятся больше, чем гомогенность, конформизм и «приспособленчество» организационной эпохи. Далее, креативный класс доминирует в отношении состоятельности и уровня доходов, причем в сред­нем его члены зарабатывают почти вдвое больше, чем представители двух других классов.

Однако жертвы, на которые мы готовы пойти ради денег, весьма отлича­ются от тех, которые требовались от «организационного человека». Очень немногие из нас всю жизнь работают на одну крупную компанию, и мы не склонны ассоциировать себя и свои достижения с теми, на кого мы работа­ем. Мы соразмеряем финансовые соображения с возможностью оставаться собой, работать в собственном графике, выполнять интересную и ответст­венную работу и жить в сообществах, разделяющих наши ценности и прио­ритеты. Согласно одному широкомасштабному опросу среди специалистов в области информационных технологий – сравнительно консервативной под­группы креативного класса, – ответственность и интеллектуальный вызов, гибкий график и спокойная, стабильная рабочая обстановка, характерные для их работы, ценятся больше, чем деньги.

Для переворота, произошедше­го в нашей частной жизни, типичны следующие цифры: по переписи насе­ления 2000 года членами «конвенциональной» нуклеарной семьи является менее одной четверти американцев (23,5%); в 1960 этот показатель составлял 45%». Вопреки распространенному мнению, эти кардинальные перемены не свидетельствуют о безответственности, эгоизме и испорченности. Они подкрепляются простой экономической рациональностью. Наша жизнь за­висит от креативности, поэтому мы стараемся культивировать ее, создавая благоприятные условия – так когда-то кузнец заботился о своей кузнице, а фермер о быках, тянувших плуг. Я могу предпо­ложить, что креативный класс, находящийся пока на стадии формирования, в последующие десятилетия будет продолжать расти, по мере преобразова­ния традиционных экономических функций в более креативные виды зан­тости».

Фрагмент из книги Ричарда Флориды «Большая перезагрузка. Как кризис изменит наш образ жизни и рынок труда». М, «Классика – XXI», 2012. Перевод с английского Марии Неклюдовой.

«Представьте, будто вы перенеслись на сто пятьдесят лет назад: ваши родные и соседи собирают вещи, навсегда покидая свои фермы. Им трудно было представить, какая жизнь их ждет впереди, и еще труднее предугадать, как будет функционировать экономика и общество, если люди больше не будут обрабатывать свои поля. Как они смогут выжить? Где будут жить и что есть? Откуда будет браться их пища? Что делать отдельным сообществам и целым странам, когда сельское хозяйство перестало обеспечивать большинство людей средствами к существованию?

По мере того как люди учились использовать пар, сталь и уголь, возникали новые отрасли промышленности. Повсюду строились заводы, обеспечивая работой десятки тысяч людей, которые стекались в города из сельских районов. Оплата труда была низкой, едва достаточной для выживания, а работа на фабрике на заре индустриальной эры была грязной, тягостной и опасной. Она являлась воплощением всех зол, которые Маркс и многие другие ставили в вину капитализму. В стихотворении «Иерусалим» Уильяма Блейка первые английские фабрики именуются «сатанинскими».

Теперь перенесемся на сто лет вперед, в середину XX века. Потребовалось не одно и не два поколения, чтобы мы пережили эпоху земледелия и создали ранее немыслимые типы трудовой деятельности, которые стали предвестниками нового образа жизни, повысили стандарты нашего существования и, в конечном счете, положили начало новой эре прогресса. Работа в производственном секторе стала одной из самых завидных. Она по-прежнему оставалась тяжелой и нудной, но обещала немалое вознаграждение: высокий уровень оплаты, защиту профсоюза, щедрые страховые пособия и ранее невообразимую надежность. В золотой век производства миллионы рабочих могли отработать свой срок, а потом жить на выплачиваемую им пенсию. Работа на заводе не всегда была хорошей: наше государство и общество предприняли ряд шагов и инициировали введение общественных мер, благодаря которым она значительно улучшилась.

Но количество рабочих мест на фабриках идет на убыль с 1950-х годов. Часть производства была автоматизирована, часть перенесена в страны с более дешевой рабочей силой, и пути назад нет. Экономический кризис уничтожил более 7 миллионов рабочих мест. Мы можем продолжать тратить деньги и усилия на то, чтобы тщетно пытаться остановить неизбежное (и выдать желаемое за действительное), или же избрать иной путь: увеличить количество рабочих мест в тех секторах, которые уже сегодня дают хорошую, высокооплачиваемую работу.

За последнюю пару десятилетий мы практически не видели движения в этом направлении. «Со времен Великой депрессии это первая рецессия, полностью сведшая на нет прирост рабочих мест предшествующего делового цикла», – пишет Морт Цукерман, главный редактор U.S. News & World Report, в статье с грозным заголовком «Свободный рынок не справляется с работой по созданию новых рабочих мест». За этот период практически любой рост заработных плат (и доходов в целом) затрагивал лишь 1%-2% населения с наиболее высокооплачиваемыми должностями. Если продолжать двигаться в этом направлении, то разрыв между элитой и обществом будет только возрастать. Необходимым условием восстановления экономики является создание нового источника хороших рабочих мест. Но трудно представить себе, как к этому приступить. Откуда их взять?

В нынешнее время на подъеме находятся два типа деятельности: высокооплачиваемая, связанная со знаниями, интеллектуальной и креативной работой (от инженеров высоких технологий и разработчиков программного обеспечения до менеджеров и врачей, специалистов по графическому дизайну и юристов, работающих в развлекательной индустрии), и низкооплачиваемая, рутинная, в секторе услуг (работники продовольственных предприятий, младший медперсонал, дворники, домашние сиделки и так далее). За последние три десятилетия в экономике Соединенных Штатов прибавилось 28 миллионов рабочих мест в сфере обслуживания и 23 миллиона – в секторе интеллектуальных и креативных специальностей, и лишь 1 миллион в сфере производства. Работы, связанные с повседневным обслуживанием, составляют на данный момент самую внушительную долю рынка труда: 45% рабочих мест, то есть более 60 миллионов... На креативный сектор приходится 31%, а на производственный – 23%.

В ближайшие годы эти тенденции будут только усиливаться. Согласно прогнозам Бюро трудовой статистики, между 2008 и 2018 годами в Соединенных Штатах прибавится 15,3 миллиона рабочих мест. Почти все они – 13,8 миллиона – придутся, с одной стороны, на креативный и интеллектуальный сектор, с другой – на сферу услуг, административные и чиновничьи места (по 6,9 миллиона на две эти категории). «Синие воротнички» получат 1,5 миллиона мест, большая часть которых придется на сферу строительства и транспорта. Экономика США потеряет еще 349 тысяч мест на производстве, то есть на заводах и фабриках, бывших оплотом индустриальной экономики. В целом количество рабочих мест в производительных отраслях уменьшится на 1,2 миллиона, поскольку продолжается сокращение так называемого товаропроизводящего сектора экономики: в 1998 году на него приходилось 17,3% рабочих мест, в 2008 году – 14,2%, а в 2018 году будет приходится уже 12,9%.

Намного более устойчивыми в условиях кризиса оказались рабочие места в сфере услуг и в креативном секторе. Так, в сентябре 2009 года, когда средний уровень безработицы в Америке равнялся приблизительно 10%, среди заводских рабочих этот показатель достигал 15%-17%, среди работников сферы услуг – 9,5%, и 5% среди людей интеллектуальных и креативных специальностей. Такая ситуация сохраняется на протяжении десятилетий. Начиная с рецессии 1971 года, основной удар всегда приходится по рабочему классу, среди представителей которого уровень безработицы в три-четыре раза выше, чем среди работников креативного сектора, где этот показатель лишь единожды – теперь – превысил 5%.

Старая производственная экономика была направлена на оттачивание физических навыков – нужно было быть в состоянии поднимать тяжести и ловко работать руками. Теперь на первом месте стоят два вида навыков: аналитические – такие, как распознавание образов и решение проблем, а также социальные – такие, как чувствительность к ситуациям и способность убеждать – необходимые для создания команды и ее мобилизации. Специальности, требующие аналитических навыков (скажем, в сфере медицины и биоинженерии) и социальных навыков (к примеру, психиатрия и менеджмент) не только растут быстрее, чем все другие, но и лучше оплачиваются. Продвижение с нижнего уровня аналитических специальностей к верхнему – от турагента к бухгалтеру – в среднем означает прибавку в $18700; разрыв еще более внушителен между верхним и нижним уровнем социальных специальностей: он способен достигать $25100. В случае с работой, требующей физических навыков, ситуация прямо противоположная: переход от нижнего уровня к верхнему тут сопровождается уменьшением годового заработка на $8100. Итак, фронт работ должен быть развернут в две стороны: очевидно, что нам надо увеличивать количество рабочих мест, требующих высокого уровня аналитических и социальных навыков, но одновременно необходимо повышать аналитические и социальные навыки уже работающих специалистов.

Однако государственная политика в отношении экономического кризиса, по-видимому, этого не учитывает. Менее чем через месяц после прихода к власти администрация Барака Обамы представила большой пакет мер по стимулированию американской экономики на невероятную сумму в три четверти триллиона долларов. Во время обсуждения в Сенате той части первоначального пакета, которая касалась поддержки искусства, выделение относительно небольшой суммы Национальному фонду поддержки искусств (NEA), было названо разбазариванием казенных денег (что, на мой взгляд, не выдерживает никакой критики). Представитель штата Джорджия республиканец Джек Кингстон заявил: «У нас люди остались без работы, и будет лицемерием отдавать $50 миллионов NEA под тем предлогом, что это поможет сохранить рабочие места, вместо того, чтобы вложить эти деньги в строительство дорог». Все это совершенная нелепость. Искусства являются важным компонентом креативной экономики, которая выигрывает от их совместного развития, когда, например, искусство и дизайн скрещиваются с технологическими знаниями, и производится целый спектр новых товаров и услуг. В краткий перечень продуктов, созданных за последние годы благодаря динамичному взаимодействию искусства и науки, входят iPod и видеоигры, интернет-блоги и электронные книги, виртуальные музыкальные студии и система дистанционного университетского образования. Если мы хотим роста этих технологий и новых индустрий, то нам надо меньше тратить времени и усилий на спасение и стимулирование старой экономики, и больше заниматься построением новой.

Но нельзя ограничиваться лишь расширением доступа к самым престижным креативным и интеллектуальным специальностям. В высшей степени важно усилить аналитическую и социальную направленность всех типов работы. Это уже происходит в ряде областей. Хотя на некоторых заводах рабочие по-прежнему заняты отупляющим трудом, на других они участвуют в кружках качества и статистических тренингах, что повышает их компетенцию при работе на конвейере. Такие компании выигрывают благодаря повышению производительности труда, а рабочие получают более надежную работу и высокие заработки.

Богатейший потенциальный источник хороших рабочих мест находится у нас прямо под носом: это сфера услуг, в которой трудятся четверо из каждого десятка работающих людей. Многие скажут, что это – наихудший вариант, поскольку работа в сфере услуг плохо оплачивается и не дает никаких гарантий. И дело не только в том, что она не предоставляет долгосрочного финансового обеспечения, но и в том, что она мало соответствует чаяниям большинства людей. Как правило, это временная работа для учащейся молодежи, для иммигрантов или людей без образования, и то как промежуточный вариант, пока они не найдут более выгодное место. В силу этих и многих других причин работа в сфере услуг по-прежнему считается плохой заменой постоянной, стабильной и хорошо оплачиваемой работе, которую раньше предлагала сфера производства. Цукерман утверждает: «Если можно ожидать прироста рабочих мест, то в основном в здравоохранении, образовании, в сфере ресторанного и гостиничного бизнеса. Одно здравоохранение дало столько же рабочих мест, сколько работ в интернете появивилось за прошлое десятилетие». И добавляет: «Однако работа в сфере услуг не способна поддерживать экономический рост и инновации». Эта идея, что источниками экономического роста и инноваций служит только производство и высокие технологии, является причиной нынешней одержимости созданием новых рабочих мест. С моей точки зрения, сфера услуг обладает значительным инновационным и предпринимательским потенциалом, равно как и возможностью повысить статус своих рабочих мест.

Хотя внимание масс-медиа сосредоточено на таких амбициозных высокотехнологичных новичках как Facebook и Twitter, на самом деле гораздо больше предпринимательских начинаний относится к сфере обслуживания, идет ли речь о ресторанах, детских садах, компаниях по разработке ландшафтного дизайна, новых фирмах по маркетингу и доставке всего на свете: от домашних обедов до консультантов по домашней технике. Необходимо не упустить возможность поддержать этих предпринимателей, предоставляя им помощь и советы по управлению бизнесом, дать им возможность укрепить свое дело, повысить его жизнеспособность.

Тем не менее, миллионы рабочих мест связаны со стандартизированным обслуживанием клиентов в сетевых ресторанах, супермаркетах, агентствах по прокату автомобилей, центрах ксерокопирования. Но предоставление даже таких услуг может быть трансформировано, если приложить к ним те принципы, которым следуют лучшие высокотехнологичные (Google, Cisco Systems, Genentech, SAS Institute) и производственные компании – скажем, Toyota, которая вовлекает своих цеховых рабочих в постоянный поиск инноваций и совершенствование эффективности труда. По этому же пути идет целый ряд успешных компаний по предоставлению различных услуг, превращая ранее низкооплачиваемые позиции в привлекательную и приносящую удовлетворение работу. Не производственные предприятия, а именно эти компании в одном ряду с высокотехнологичными фирмами занимают верхние строчки рейтинга лучших мест для работы в США. Так, из сферы услуг в первую двадцатку попали Wegmans Food Market, Whole Foods Markets и Starbucks, равно как и компания по продаже спортивного и туристического снаряжения Recreational Equipment Inc (REI), Nordstrom, Zappos, и, наконец, The Container Store.

Начнем с того, что эти компании лучше оплачивают труд своих сотрудников. К примеру, в The Container Store обычный работник на почасовой оплате получает около $30 тысяч в год: это меньше, чем в лучшие дни зарабатывал в General Motors рабочий на конвейере, но почти на 50% больше среднестатистического заработка торгового персонала. Trader Joe требует, чтобы их работники на полной ставке получали по крайней мере столько, сколько в среднем требуется для проживания семьи в данной местности, а руководители магазинов, которые практически все пришли с низших должностей, могут иметь уже шестизначные заработки.

Это хороший почин, но нам необходимо идти дальше, делая работу в сфере услуг еще более инновационной, продуктивной и хорошо оплачиваемой. Нельзя останавливаться, пока такого рода труд не станет выше оплачиваться и обеспечивать лучший образ жизни, чем работа в производственном секторе на протяжении последних поколений. Но хорошая работа – это не только высокий заработок. Люди хотят учиться, получать новые навыки, расширять свои возможности и повышать уверенность в себе, для чего нужны обучающие и развивающие программы, и возможность продвижения по карьерной лестнице. Так, одна из ведущих гостиничных сетей Four Season своей репутацией обязана, в частности, уважительному отношению к служащим, которые имеют возможность продвигаться по карьерной лестнице и переходить на открывающиеся позиции в разных отделениях.

Все большее число компаний использует командный подход, стремясь организовать своих работников в настоящие сообщества, для чего разрабатываются программы по подбору персонала, напоминающие рекрутинговые стратегии такого производственного гиганта как Toyota или такой высокотехнологичной фирмы как Apple. К примеру, в Whole Food Market новые служащие проходят через тридцатидневный испытательный период, по окончании которого проводится общее голосование, в ходе которого выясняется,, достаточно ли они вкладывались в работу и приспособились к окружению, и стоит ли их оставлять. Zappos, обувной интернет-магазин, в 2009 году купленный Amazon, прибег к более радикальной тактике: его сотрудникам платят за добровольное увольнение. Компания тщательно отбирает свой персонал, но через неделю после начала работы новичкам предлагается бонус в $1000 за то, чтобы они немедленно уволились. Звучит дико, но управляющие компанией считают, что это эффективный способ избавиться от тех, кто в конце концов и так не сумеет сработаться с коллективом. Готовность принять предложенный бонус доказывает, что вы не столь преданы своей работе, как того требует компания.

Экономика, которая опирается на сферу услуг, обладает гигантским потенциалом: она может использовать креативные предложения лучших работников, повышая за их счет производительность труда. В качестве примера сошлемся на Best Buy – крупнейшего в мире продавца потребительской электроники с штатом в 90 тысяч человек и годовой суммой продаж приблизительно в $25 миллиардов. За образец компания взяла известную систему менеджмента концерна Toyota, поощряющего своих служащих за совершенствование рабочего процесса. Небольшие изменения, предложенные работниками торговых залов – совсем юным торговым представителем, усовершенствовавшим дисплей для интернет-звонков, или продавцом-иммигрантом, нашедшим новые способы приспособить рекламу и обслуживание к нуждам неанглоязычных общин – были внедрены по всей компании и принесли миллионы долларов дополнительного дохода. Best Buy поощряет внутренний карьерный рост, так что мотивированные работники имеют возможность быстро добиться повышения с позиции служащего торгового зала до более высокооплачиваемого менеджера.

Такой подход пока находится в зачаточном состоянии и может быть существенно развит. К примеру, работа ответственного за поддержание порядка в помещении обычно считается одной из самых низких по статусу, грязной и не требующей особых навыков . Однако компетенции такого работника можно расширить, равно как и повысить уровень требующихся него навыков, и тогда эта профессия станет источником важных инноваций. Почему бы к подметанию полов и мойке окон не добавить обязанность вносить в процесс уборки улучшения, позволяющие сократить потребление электроэнергии или уменьшить расходы на содержание здания? Ведь люди, следящие за поддержанием отопления или кондиционирования помещений, вполне могут объединиться в команду, прорабатывающую различные варианты модернизации обслуживаемой ими системы. Когда мы убедимся в том, что сфера услуг может быть источником инноваций и методов повышения производительности труда, мы сможем начать поднимать заработки, синхронизируя их с теми прибылями, которые создают ее работники.

Избираемые нами типы труда и создаваемых рабочих мест оказывают самое широкое влияние на наше общество в целом и отдельные сообщества в частности. Как мы уже видели, кризис тяжелее ударил по фабричным поселкам, чем по университетским городам, административным и финансовым центрам, которые проявили большую степень устойчивости. За последнюю пару десятилетий произошли серьезные изменения в территориальной организации экономической жизни общества, что отчетливо отражается в появлении мест с высокой концентрацией высокооплачиваемой работы и хорошо образованной, высококвалифицированной рабочей силы. Тридцать лет назад процентное соотношение выпускников колледжей и университетов и людей без высшего образования было примерно одинаковым по всей стране. Теперь же в таких городах как Сиэтл, Сан-Франциско, Остин, Роли и Бостон концентрация выпускников колледжа в два-три раза выше, чем в Акроне или, скажем, в Буффало. Неравномерность распределения еще более очевидна в случае с обладателями ученых степеней. Преобладающий в том или ином сообществе тип рабочих мест имеет кардинальное влияние и на его экономические перспективы, и на уровень удовлетворенности жизнью его членов.

Мы уже видели, что места скопления рабочего класса отличаются от других более низким уровнем дохода и удовлетворенности жизнью. В гораздо лучшей ситуации находятся районы с высоким процентом жителей, занятых в сфере услуг; они мало чем отличаются от сообществ с высокой долей работников интеллектуального и креативного сектора. Это может показаться удивительным, поскольку сфера услуг дает самые низкие заработки, обладает ограниченным числом страховых выплат и менее надежна, нежели другие отрасли. Тем не менее регионы с высоким уровнем занятости в сфере услуг показали значительную экономическую устойчивость, наравне с теми регионами, где много креативных типов работы. Уровень безработицы в них и был достаточно низок, и не столь сильно прибавил за время нынешней рецессии. Кроме того, штаты, в которых значительная доля населения занята в сфере услуг (как и те, где существует высокая концентрация креативных работников), последовательно демонстрируют более высокий уровень производительности, заработков и инновационности, чем другие Их жители не так часто страдают от разводов, стресса, и в большей степени довольны жизнью. Там, где в сфере обслуживания сосредоточена значительная часть трудовых ресурсов, более высок уровень производства, инновационности и эффективности, возникает больше деловых инициатив, и высока степень удовлетворенности жизнью – эта тенденция имеет место во всех странах мира.

И это, безусловно, хорошая новость. Значительная часть сферы услуг по своей природе не особенно чувствительна к международной конкуренции и ее работников трудно привлечь из других стран. Таким путем не найдешь себе парикмахера, садовника, который подстригает газон, или няню, которая сидит с детьми или с больными. Эти занятия жестко привязаны к конкретным местам. Учитывая, что сфера услуг дает рабочие места огромному числу людей и вносит заметный вклад в экономику, нам ничего не остается, как сделать ее более привлекательной, приносящей работникам всё больше эмоционального и финансового удовлетворения.

Тем не менее, повышение статуса работы в сфере услуг – задача не из легких. Начнем с того, что кризис больнее всего ударил по рабочим, и в результате массовых увольнений «синие воротнички» составляют почти половину трудовых сил. Причем особенность этой рецессии в том, что уровень безработицы среди мужчин на три полных процента выше, чем среди женщин: весной 2009 года он был равен 10,5% и 7,5% соответственно, если брать работающих людей старше 16 лет. Связано это, конечно, с большой концентрацией мужчин в секторе промышленного производства. Кэтрин Рэмпелл из New York Times даже окрестила нынешнюю рецессию кризис «мэнцессией» (от английского слова man – мужчина).

Усложняет восстановление экономики и факт гендерного разделения труда. Работа на производстве в основном остается уделом мужчин, а в сфере обслуживания – женщин. По мнению Маргарет Уэнте из Globe and Mail, глобальные экономические изменения – увеличение занятости в секторе знаний и услуг, и упадок промышленной отрасли – ставит женщин в более выгодное положение. «Новая экономика (в долгосрочной перспективе) приведет к созданию огромного количества рабочих мест в сфере розничной торговли, клиентской поддержки и ухода за собой. При этом сколько бы ни было затрачено усилий на образование и переподготовку заводских рабочих и ребят, которые не закончили среднюю школу, в обозримом будущем нам не удастся превратить их в специалистов по работе с клиентами или младший медицинский персонал. Эти рабочие места займут их жены и дочери». Уэнте заключает: «В новом трудовом мире старые ценности мужчин рабочего класса представляют собой анахронизм. И на самом деле мы требуем от них не переподготовки или совершенствования. Речь идет об отказе от любимой ими идеи мужественности».

С моей точки зрения, она, в общем, права. Я вырос в этой культурной среде с ее буйным сексизмом и расизмом, с ежедневными драками: ими разрешался практически любой конфликт внутри рабочего класса. Когда благодаря гранту Garden State Scholarship я смог пойти в Университет Рутджерс, меня потрясла относительная безопасность, ориентированность на интеллектуальные способности человека и личная свобода, которые были характерны для среды среднего класса. Трудно сомневаться в том, что у нее немало собственных недостатков, как и в том, что отнюдь не все представители мужской части рабочего класса разделяют устаревшие взгляды. Многие из тех, кто работает на современных высокоэффективных производственных предприятиях (и среди них много женщин), способны хорошо приспособиться к интеллектуальной работе или перейти в сферу услуг. Тем не менее, в очень многих местах старая мужская культура «синих воротничков» по-прежнему остается данностью.

Однако блогер Лэнс Мэннион замечает: «Мужчины были владельцами лавок и продавцами магазинов намного дольше, чем рабочими на конвейере. Они были официантами на протяжении всей истории человечества. Они всегда были юристами, а юрист – это вторая из древнейших профессий. Только они очень долго работали учителями, так как на протяжении веков это была исключительно мужская специальность. Идея, что мужчины являются и должны быть лишь нескладными обладателями пары кулаков, не способными к рефлексии и членораздельной речи, имеет не гендерный, а классовый характер, и была привита рабочему классу системой, которая нуждалась лишь во вьючных животных. Мужчины, не принимающие те или иные ценности и способы поведения под предлогом того, что это «не по-мужски» и «бабий вздор», лишают себя возможности добиться успеха, и не надо думать, что их боссы этому не рады».

Это рассуждение мне тоже близко. Когда я был мальчишкой, отец по субботам часто брал меня с собой в Ньюарк, чтобы купить итальянского хлеба. По пути мы всегда проходили мимо салона красоты, перед которым он на минуту останавливался. «Ричард, – говорил он мне, в – какой же я был дурак. Когда твоя тетя (его старшая сестра) переехала в Калифорнию, она хотела оставить мне это заведение. И у меня был шанс добиться успеха. Мне нравится делать тебе стрижку и красить волосы твоей маме. Но в годы моей юности косметологи считались «бабами». И я позволил гордыне возобладать. Вместо того, чтобы иметь собственное дело, быть самому себе хозяином и заниматься тем, что приносит удовольствие, я остался на чертовой фабрике». Я помню, что самый счастливый период его жизни начался тогда, когда он вышел на пенсию и стал подрабатывать в оздоровительном клубе. Хотя это был шаг вниз по сравнению с той административной позицией, до которой он поднялся на фабрике, это занятие нравилось ему несравнимо больше. Он часто говорил мне, что получает удовольствие от общения с людьми, которые приходят туда, чтобы обрести – или поддержать – физическую форму: это был мир, бесконечно далекий от старых фабричных привычек.

Есть те, кто считает, что условия работы в сфере услуг не могут быть улучшены. В своей книге Shop Class as Soulcraft Мэтью Кроуфорд поднимает на смех мое утверждение, что работа в сфере услуг – такая, о которой я упоминал в связи с Best Buy – может быть как-то усовершенствована. Он страстно пропагандирует квалифицированный труд, которым он занимается в свой мастерской по починке мотоциклов. Безусловно, он прав, превознося достоинства квалифицированного физического труда, который был и остается неплохим источником жизненного достатка, и дает большое удовлетворение тем, кто имеет возможность им заниматься. Но, к сожалению, истина такова, что близкий Кроуфорду тип работы доступен лишь малой доле трудящихся. В США всего 5,3 миллиона специалистов по установке, починке оборудования и по уходу за ним. Лишь незначительная часть из них – всего 16 850 человек – ремонтируют мотоциклы. Это менее одной десятой от более чем 60 миллионов работников, которые в основном заняты не требующим особых навыков, низкооплачиваемым трудом в сфере обслуживания».

Портал Executive.ru выражает признательность издательству «Классика XXI» за помощь в подготовке публикации.