Как Южная Корея стала промышленным тигром

Джо Стадвелл, «Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире». – М.: «Альпина Паблишер», 2017.

«Азиатская модель управления» — экономический бестселлер, написанный Джо Стадвеллом, главным редактором журнала China Economic Quarterly. Проработав журналистом в Азии более 20 лет, он прекрасно разбирается во всех тонкостях здешней экономики. Чем интересен именно азиатский опыт? Предлагаемая читателю книга должна помочь, с одной стороны, демистифицировать истоки «экономических чудес», а с другой стороны, продемонстрировать фактический опыт соседей, который может послужить уроком для реформирования российской экономики. Успешная модернизация Японии, Южной Кореи, Тайваня, а теперь и Китая следует примерно одинаковым рецептам, за которыми стоят весьма конкретные меры и набор идей. О них и рассказывается в книге, получившей широкое признание как среди специалистов, так и среди широкого круга читателей.

С кем поведешься

Чтобы понять, как действовала успешная промышленная политика в Восточной Азии, необходимо проследить за способами, с помощью которых уроки, усвоенные другими странами, были внедрены в этом регионе. Промышленная политика не снизошла на Северо-Восточную Азию свыше, а была в деталях скопирована с примеров успешной модернизации экономики в Соединенных Штатах Америки и Европе. Непосредственно же она была скопирована с Германии, которая в конце XIX — начале XX веков предоставила Японии эпохи Мэйдзи современную историю успешной индустриализации.

Затем уже из самой Японии эти идеи распространились на ее колонии — Корею и Тайвань, а также на Китай, где модернизация началась примерно через два десятилетия после Японии.

<…>

Историк и генерал

Способ, благодаря которому эффективная промышленная политика пришла в Южную Корею, был прост. Человеком, открывшим в стране эпоху модернизации, стал генерал Пак Чон Хи, пришедший к власти в результате государственного переворота 16 мая 1961 года. Ранее он служил в чине лейтенанта в японской колониальной армии, а именно в элитной Квантунской армии, когда в 1930-х годах она осуществляла надзор за масштабной кампанией по индустриализации Кореи и китайской Маньчжурии. В отличие от европейских колониальных властей Япония стала поздно строить промышленные предприятия в своих колониях, а в результате провела образцовую индустриализацию, которой могли следовать руководители постколониальных стран. (В европейских и американских колониях предприятия тяжелой и средней индустрии вообще не строились, поскольку все, кроме промышленных товаров первой необходимости, поставлялось из страны-метрополии).

Генерал Пак воспринял японские идеи применительно к управлению своей страной. К тому же он был историком-любителем со специализацией на вопросах укрепления власти. Прекрасно начитанный во всем, что касалось экономического развития Германии, генерал внимательно следил за ее быстрой реиндустриализацией под управлением государства после Второй мировой войны. Еще он в подробностях знал истории жизни Сунь Ятсена, Кемаль-паши в Турции, Гамаль Абдель Насера в Египте и их действия по созданию современных и крупномасштабных отраслей промышленности. Через девять месяцев после своего прихода к власти в Южной Корее сын крестьянина Пак опубликовал книгу под названием «Путь нашей страны: идеология социальной перестройки» (Our Nation’s Path: Ideology for Social Reconstruction), содержавшую дорожную карту с целью, по словам автора, «координации и методического руководства со стороны государства на пути к достижению огромной экономической мощи». Еще через год Пак издал вторую книгу «Государство, революция и я» (The Counrty, the Revolution and I), содержавшую главы «Чудо на Рейне» (The Miracle on the Rhine) и «Различные формы революции» (Various Forms of Revolution), в которых он рассматривал различные революции, происходившие в мировой истории, с точки зрения экономики и развития. (Сам генерал всегда считал организованный им государственный переворот именно революцией.) В обеих книгах Пак, ссылаясь на реку, протекающую через Сеул, обещал согражданам «чудо на Хангане».

Поскольку в 1940-х годах Пак состоял членом коммунистической ячейки в южнокорейской армии, американские союзники опасались, не окажется ли он скрытым коммунистом. Однако Пак подчеркнул, что, как и в Японии, корейское государство займется планированием, в то время как частный сектор возьмет на себя инвестирование. «Нельзя допустить, чтобы экономическое планирование или программа долгосрочного развития подавляли инициативность или спонтанные идеи частных предприятий, – писал Пак. – Нам следует использовать по максимуму выгоды, как правило, привносимые механизмом ценообразования в условиях свободной конкуренции, что позволит нам избежать вероятного ущерба, который влечет за собой монопольная система. Не может быть и не будет экономического планирования ради самого планирования». В качестве исторического образца он выбрал кооптирование частного капитала японскими олигархами эпохи Мэйдзи: «Миллионерам позволили выйти на первый план как в политике, так и в экономике, поощряя таким образом национальный капитализм, – писал Пак. – Пример реставрации Мэйдзи окажет огромную помощь проведению нашей собственной революции».

Пак знал историю своей семьи, а написанные им книги продемонстрировали и наличие у него ясного представления об экономическом состоянии страны и ее ресурсах. Он был очень хорошо информированным крестьянином. Правда, как и олигархи эпохи Мэйдзи в 1930-х годах, Пак тогда еще не разобрался с ролью экспортных субсидий. Но вскоре он понял их значимость, когда, отчаянно нуждаясь в иностранной валюте, его режим создал текстильный картель по японскому образцу, предоставив тому льготные кредиты и налоговые льготы, а также освободив от ввозных пошлин на поставляемое ему сырье. Зарубежные продажи возросли, и в государственную казну потекла драгоценная иностранная валюта. В 1962 году экспорт товаров из Южной Кореи оценивался в $56 млн, а еще через три года он превысил $170 млн. Пак настолько этому обрадовался, что объявил: начиная с 1964 года 30 ноября будет ежегодно отмечаться как День национального экспорта Кореи. Пак нуждался в твердой валюте для ввоза оборудования, способного подкрепить массовые инвестиции в промышленность, которые планировал генерал. «Соответственно, — констатировала экономист Элис Эмсден, — режим Пака все в большей степени принуждал предпринимателей к экспорту, не оставляя им выбора».

Так Южная Корея стала самым зависимым от экспорта развивающимся государством в мировой истории, а ее правительство давало субсидированные кредиты любой фирме, которая продавала свою продукцию на внешнем рынке. Проценты по кредитам, выплачиваемые экспортерами, находились в пределах от половины до четверти ставки, назначаемой любым другим фирмам. Во времена высокой инфляции 1970-х годов реальная ставка процента, назначаемая импортерам, составляла с учетом инфляции от -10% до -20% в год. До тех пор пока предприятия были в состоянии поднимать свои отпускные цены вровень с инфляцией, они получали доплату за то, что брали ссуды.

Поскольку экспорт товаров в 1960-х годах вырос примерно в 20 раз и достиг в 1970 годах $836 млн, Пак начал раздавать кредитные линии и лицензии на выпуск продукции тем предпринимателям, чьи успехи в экспорте особенно впечатляли, предоставив им возможность реализовать его грандиозные инфраструктурные и промышленные проекты развития. Многие люди сравнивали бизнес-группы чеболей, которые были таким образом взращены (крупнейшие из них, такие как Hyundai, Daewoo и Samsung, в рекордные годы вбирали в себя каждый по 10% общего объема банковских кредитов), с дзайбацу в Японии довоенного образца. Однако если прежние дзайбацу искусно уклонялись от экспортных обязательств, то чеболи Пака были вынуждены вести кампании по развитию экспорта. Тем самым Южная Корея избежала проблем с крупным бизнесом, «стеснявшимся» экспорта, что длительное время сдерживало развитие Японии и Германии. Страна прямиком шла к более эффективной форме стимулирования «молодой промышленности».

Разумеется, не только Пак был к этому причастен. Ему умело помогали другие корейцы, тоже бывшие свидетелями предвоенной индустриализации Японии. В том числе и влиятельная группа, работавшая на колониальный Industrial Bank of Chosen во главе с Чан Ки Еном, директором Комитета по экономическому планированию (Economic Planning Board, EPB). Пак дал EPB такие же полномочия, какие были у MITI в Японии: они разом охватывали торговлю и промышленность, а политический ранг директора равнялся вице-премьеру. В 1970-х годах EPB разработал обширную программу инвестиций в тяжелую и химическую промышленность. Заманчивые субсидии, включавшие льготные кредиты и землю, предлагали тем предпринимателям, которые были готовы строить заводы, способные производить на экспорт продукцию нефтехимии, машиностроения, судостроения, сталь, электронику и цветные металлы.

Самые авторитетные экономисты называли эти планы безумными. Ведь даже устанавливавшая рекорды Япония, когда она предприняла свой мощный индустриальный рывок в 1950-х годах, уже имела за плечами промышленный опыт длиной в три четверти века. Отчет Всемирного банка по Южной Корее от 1974 года содержал «серьезные опасения касательно осуществимости многих экспортных целей из числа тех, что были поставлены перед частными предприятиями тяжелой промышленности» и рекомендовал стране продолжать заниматься текстилем. Предупреждение выглядело прозорливым в начале 1980-х годов, когда Южная Корея была чрезвычайно обременена избыточными производственными мощностями в тяжелой индустрии. Но, даже находясь в нижней точке развития, компании, которые поддерживал Пак, медленно пробивались на экспортные рынки. А когда в середине 1980-х годов начался бум на рынках США и Европы, Южная Корея проявила себя как глобальный игрок в производстве стали и судостроении, а позднее в производстве полупроводников и автомобилей.

В 1987 году Всемирный банк отмечал, что огромный южнокорейский завод с полным металлургическим циклом — Pohang Iron and Steel Company (ныне известный как POSCO), «возможно, является самым эффективным производителем в мире». Между тем ранее Всемирный банк отказался финансировать это предприятие.

В 1984 году 60% южнокорейского экспорта приходилось на тяжелую и химическую промышленность, как того и требовал Пак, по сравнению менее чем с 25% в 1973 году, когда начала реализовываться программа модернизации этих отраслей.

Тем временем южнокорейские чиновники читали не книги восходящих звезд американской неолиберальной экономики и даже не труды Адама Смита, а работы Фридриха Листа. Роберт Уэйд, ученый, специализирующийся на Южной Корее и Тайване, вспоминал, что когда он преподавал в Южной Корее в конце 1970-х годов, то в книжных лавках университета в Сеуле можно было видеть «целые полки», заставленные трудами Листа. Когда же Уэйд перешел в Массачусетский технологический институт, он обнаружил, что единственный экземпляр главного труда Листа в здешней библиотеке в последний раз выдавали на руки еще в 1966 году. Так разный подход к экономической науке определяется разными стадиями экономического развития. В Южной Корее идеи Листа о национальной системе экономического развития были адаптированы для страны с населением, намного меньшим, чем в Германии или Японии, и с ВВП на душу населения в середине 1970-х на том же уровне, что в Гватемале. Эти идеи воплощались в жизнь наперекор самым неблагоприятным условиям в мировой торговле на протяжении поколения, включая два беспрецедентных энергетических кризиса. Все это не имело значения. Пак продвигал свою программу, невзирая на обстоятельства, и рвался вперед с прежним напором. Всякий раз, когда США, Всемирный банк и МВФ убеждали его отказаться от своей направляемой государством промышленной политики, он для виду соглашался, но не менял ровным счетом ничего (или изредка шел на очень незначительные уступки). Пак был мастером убеждать, а его убежденность основывалась на знании истории.

Фото: innovationiseverywhere.com