Великая бессмысленная война: разгул милитаристов

Марат Бисенгалиев

Целых четыре года европейцы с давно забытым остервенением уничтожали друг друга всеми возможными способами, теряя всякое право называться цивилизованными людьми. Что же собственно случилось летом 1914 года, кто был в том виноват, можно ли было что-то сделать?

Убийство эрцгерцога

Довольно часто и историки, и их читатели путают два близких по времени но разных по смыслу события – убийство 28 июня 1914 года наследника австрийского престола Франца-Фердинанда с супругой, и принятие руководством Австро-Венгрии решения о войне против Сербии в июле того же года. Подробнее о сараевском убийстве можно прочитать здесь – замечу лишь, что решение об обязательном подавлении Сербии было согласовано между венгерским премьером графом Иштваном Тисой и кайзером Вильгельмом еще в марте 1914 года.

За несколько минут до убийства Франца-Фердинанда

Тиса отправил на утверждение в Берлин записку, в которой кроме разных других требуемых изменений на Балканах планировал «уполовинивание» Сербии в пользу Болгарии, и подчинение ее остатка австрийским интересам. Согласие Берлина в данном случае было обязательно, ибо за Сербией в той или иной степени стояли Россия и Франция, с которыми в одиночку австрийцам было не справиться.

Кстати, сам по себе факт убийства Франца-Фердинанда даже в какой-то степени менял ситуацию, ибо других сторонников включения Сербии в состав Австро-Венгрии среди венской элиты не было. Напротив, все считали, что славянское население двуединой монархии и без того слишком велико, и увеличивать его опасно и не нужно. То есть в его отсутствие война могла окончиться для Сербии меньшими потерями.

Кайзер Вильгельм не питал к славянам вообще ни малейшей симпатии – когда-то он заявил австрийскому дипломату: «Я ненавижу славян. Я знаю, что это грешно. Но я не могу не ненавидеть их». Конкретно к Сербии эта его фобия выражалась куда сильнее. Основной ее причиной была история 1903 года, когда «легитимная» проавстрийская династия Обреновичей в Белграде была самым жестоким способом свергнута и заменена Карагеоргиевичами.

Расстрел сербов австрийскими солдатами

Король Петр, который пришел к власти в результате этого переворота был вполне приличным человеком, но вынужден был подчиняться воле тех кто привел его к власти – офицерам из тайной организации «Черная рука», которые, по сути, руководили от его имени страной.

Это обстоятельство, как станет понятно позже, сыграет свою роковую роль. С учетом того что в молодости Петр учился во французской военной академии Сен-Сир, воевал против немцев в 1870 году, а также установил дружеские отношения с российским императором Николаем, который почему-то принял результаты цареубийства в Белграде – эмоции Вильгельма в отношении Сербии понятны. Особенно с учетом того, что 11 июня 1914 года и Петр был в свою очередь отстранен, и заменен его сыном Александром, который вообще входил в «Черную руку».

На одной из очень важных депеш в июле 1914 года в ответ на замечание английского министра иностранных дел, что Сербия самостоятельная страна, кайзер заметил: «это не государство в европейском смысле, а банда разбойников».

Граф Иштван Тиса собирался уничтожить Сербию

Впрочем, австрийцы относились к произошедшему с меньшим количеством эмоций. Тот же граф Тиса, творец стратегии уничтожения Сербии, резонно сообщил императору Францу-Иосифу еще 1 июля, что не видит возможности повесить на Сербию ответственность за убийство эрцгерцога, и не видит смысла раскручивать это событие как повод к войне. В целом он был прав – убийцами были австрийские граждане, и доказать их связь с сербскими властями было крайне сложно.

Провокация «малой войны». Июль 1914 года

Но Вена в такой ситуации могла решать далеко не все. Идти на возможный конфликт с Россией без поддержки Германии было бы форменным самоубийством, поэтому австро-венгерский посол в Берлине встретился с кайзером, и 5 июля доложил своему начальству, что Вильгельм «ожидает от нас серьезного выступления против Сербии…и нельзя мешкать с этим выступлением… если даже дело дойдет до войны между Австро-Венгрией и Россией …Германия выполнит свой союзный долг».

Тут будет уместно упомянуть, что те страшные «военные соглашения», которыми коммунистические историки пугали своих читателей, на самом деле были составлены в крайне неконкретных и максимально необязывающих формах. По сути дела, на июль 1914 года действовало только два из них – русско-французское, направленное против Германии, и австро-германское, направленное против России. Причем в обоих случаях подчеркивался оборонительный характер этих документов. О договорах с участием других стран будет сказано ниже.

Но договора договорами, а интересы интересами. Тот факт, что у Сербии не было никакого формального договора о взаимной военной помощи ни с Россией, ни с Францией, мало что менял. Можно вспомнить события 1912 года, когда союз балканских стран – Сербии, Болгарии, Черногории, и Греции решил что, пришло время покончить с европейской Турцией. Россия в тот момент четко объявила (через министра иностранных дел Сергея Сазонова): «Категорически предупреждаем Сербию, чтобы она отнюдь не рассчитывала увлечь нас за собой».

Интересно, что Франция тогда же была настроена более решительно. Президент Франции Раймон Пуанкаре подталкивал царя занять жесткую позицию, а парижская биржа предлагала России большой заем. Николай на это не пошел, и разочарованный Пуанкаре искал «тайные причины такой перемены». А министр обороны Франции Александр Мильеран обратился к русскому представителю в Париже Алексею Игнатьеву: «Намерены ли вы и впредь оставаться безучастными зрителями проникновения австро-германцев на Балканы или, точнее говоря, насколько вам дороги интересы Сербского государства?». Игнатьев ответил: «Мы не желаем вызвать пожар европейской войны и принимать меры, могущие произвести европейский пожар». На что Мильеран пожал плечами: «Следовательно, вам придется предоставить Сербию ее участи. Это, конечно, дело ваше, но надо только знать, что это не по нашей вине. Мы готовы – необходимо это учесть».

По итогам разгрома Турции в Первой балканской войне 8 декабря 1912 года кайзер Вильгельм созвал совещание своего военного руководства. Тема совещания была сформулирована как «Наилучшее время и метод развертывания войны». По мнению кайзера, Австрии нужно было немедленно предъявить Сербии самые жесткие требования, невзирая на позицию России и Франции.

Начальник германского генштаба Хельмут фон Мольтке соглашался, что «большая война неизбежна, и, чем раньше она начнется, тем лучше». Но указывал, что надо провести пропагандистскую подготовку: «Следует лучше обеспечить народный характер войны против России». Но адмирал Альфред фон Тирпиц возразил: «Военно-морской флот был бы заинтересован в том, чтобы передвинуть начало крупномасштабных военных действий на полтора года» (лето 1914 года — автор). И германский МИД направил ноту австрийцам: «Попытка лишения Сербии ее завоеваний означала бы европейскую войну. И потому Австро-Венгрия из-за волнующего ее неосновательно кошмара Великой Сербии не должна играть судьбами Германии». Вена тут же сбавила тон и согласилась на компромисс. Пока.

Раздел интересов: пацифизм наступает и отступает

В целом начало XIX века было ознаменовано неким новым веянием – великие державы начали договариваться о разделе интересов. Всем стали очевидны преимущества мира – и вместо пушек активно говорили дипломаты. Оба договора «Антанты» – русско-английский и франко-английский – довольно-таки четко разграничивали колониальные интересы этих держав.

Россия и Германия в 1911 успокоили конфликтную ситуацию в Турции, возникшую из-за строительства Багдадской железной дороги, Франция и Германия согласовали баланс интересов в Марокко. Войны стали уделом малых стран – но существующему миропорядку они особенно не грозили. Новые силы – такие как социалисты – провозглашали вторичность конфликтов между государствами, и призывали сосредоточиться на борьбе за материальные блага.

Особенно сильны были пацифистские настроения в Англии, но и в других «великих державах» прекрасно сознавали ненужность никакой большой войны. По крайней мере, в 1914 году. Сознавали – но не совсем.

Великие державы того времени очень грубо можно было поделить на довольных и недовольных своим положением. Франция. Англия и, в общем, Российская империя владели обширными территориями, изобилием природных ресурсов и вследствие этого были достаточно неагрессивными. Кроме того, во Франции постоянно сокращался призывной контингент вследствие падения рождаемости, а Россия с 1912 года начала военную реформу, которую планировали закончить не раньше 1917 года.

То есть большая война этим двум державам была совершенно не с руки, и нет никаких доказательств того, что царь Николай II или даже тогдашний президент Франции Пуанкаре лелеяли конкретные агрессивные планы на лето 1914 года.

Положение Германии было иным. С одной стороны, факт отсутствия своей колониальной империи был несколько унизителен для столь мощной во всех отношениях державы. Частично это мешало и торговле. Но кроме материальных аспектов бытия, в Германии в изобилии существовали и духовные факторы, которыми мало кто мог в то время «похвастать».

Несколько примеров: сменивший Бисмарка канцлер Лео фон Каприви – человек, который, по словам адмирала Тирпица «жил и действовал, исходя из мысли, которую он в разговорах со мной часто выражал следующим образом: «Будущей весной у нас будет война на два фронта», высказывался об «удовлетворении психологической потребности народа в войне с Россией, к которой присоединится Франция».

Историк Генрих фон Трейчке также утверждал, что «война — народный трибунал, через который получает всеобщее признание существующий баланс сил». Он указывал, что Германия — это государство, «которое стало великим благодаря своей армии, отстоявшей его величие» и дальнейшая ее задача — сокрушение «кольца враждебных государств». Этим ученый напугал даже министра иностранных дел Англии Остина Чемберлена. Будущий злобный враг СССР записал в дневнике: «Трейчке открыл мне новую сторону германского характера — ограниченность, высокомерие, нетерпимый прусский шовинизм».

Еще конкретнее высказывался видный военный деятель Фридрих фон Бернгарди: «Война является биологической необходимостью, это выполнение в среде человечества естественного закона, на котором покоятся все остальные законы природы, а именно закона борьбы за существование. Нации должны прогрессировать или загнивать. Германия в социально-политических аспектах стоит во главе всего культурного прогресса», но «зажата в узких, неестественных границах». Откуда вытекали следствия — не надо избегать войны, а наоборот, надо готовиться к ней, чтобы доказать свое право на существование в «естественном отборе».

Характерны даже названия глав: «Право вести войну», «Долг вести войну», «Мировая держава или падение»… Именно поэтому «требуется раздел мирового владычества с Англией. С Францией необходима война не на жизнь, а на смерть, которая уничтожила бы навсегда роль Франции как великой державы и привела бы ее к окончательному падению. Но главное наше внимание должно быть обращено на борьбу со славянством, этим нашим историческим врагом».

Франция готова к войне

Не отставали от «милитаристов» и их антиподы-коммунисты. Карл Маркс в 1870 году горячо поддержал франко-прусскую войну как «прогрессивную» и резюмировал: «Французам нужна взбучка. Если пруссаки выиграют, централизация государственной власти послужит объединению германского рабочего класса… Кроме того, желания германцев являются самыми сильными, и это перемещает центр притяжения европейского рабочего класса из Франции в Германию. Превосходство воли германского пролетариата означает в то же время превосходство нашей теории над теорией Прудона».

И даже будущий великий гуманист Томас Манн в то время считал, что война должна быть «очищением, освобождением, великой надеждой. Победа Германии будет победой души. Германская душа противоположна пацифистскому идеалу цивилизации, поскольку не является ли мир элементом, разрушающим общество».

То есть только Германия в итоге была – как минимум больше других – готова к «войне ради войны». И как будет видно дальше, успешно ее развязала на горе всему миру.

Продолжение следует.

Фото: wikipedia.org, historic.ru