Это была крепкая, хотя и не новая пятидесятифутовая лодка по имени «Habana». Из марины мы вышли около шести. Смеркалось. Я с опаской посмотрел на набухающую тучку в районе порта. Мы подняли грот и стаксель. Впереди был Атлантический океан.
В океане все происходит быстро. Стемнело. Тучка нагнала нас и накрыла проливным дождем. Ветер усиливался. Резкие порывы ветра кренили яхту так, что паруса чуть не касались воды. Легкое беспокойство пробежало по лицам опытных моряков. По команде шкипера мы убрали грот и подобрали стаксель. Огни порта уже растаяли вдали, а до Лас Пальмаса оставалось не менее шести часов.
Лодка летела вперед, разбивая носом волны, заваливаясь справа налево, стремительно взлетая вверх и падая вниз словно в пропасть. Высота волн была около трех метров, ветер до двадцати метров в секунду. Потом уже выяснилось, что синоптики ошиблись с прогнозом, и мы шли по океану в семибалльный шторм.
За некой границей страх пропадает и начинается прямое и откровенное взаимодействия тебя и мира вокруг. Ночь, ветер, волны, соленые брызги в лицо, пронизывающий холод и бесконечная дорога вперед — в темноту, туда, где не блеснет даже малейший огонек. Но был парус, который тянул за собой яхту, был человек, который стоял на руле, была команда. И был Бог. Я никогда не видел у Него такого сурового лица. Мы верили, что дойдем.
Для меня это было новым знанием: красота существует не только в покое.
Я с детства мечтал о парусниках, учился в Нахимовском училище и закончил Высшее военно-морское училище подводного плавания. Когда я оказался на первой флотилии атомных подводных лодок, мне пришлось заметить разницу между парусником и подводной лодкой. Тогда еще я не знал, что такое когнитивный диссонанс.
Мой первый рассказ «Пиромания» датирован 1991 годом. Печатные машинки были в дефиците. Я отстучал его за ночь, закрывшись в библиотеке. Это был рассказ не про подводные лодки.
Я принес творение в журнал «Звезда». Возвращая рукопись, редактор спросил меня: молодой человек, вы пробовали не писать? Он оскорбил меня смертельно. Какая разница могу ли я не писать, если я могу писать? Прощаясь, он дал мне совет: пишите больше, но я не знал, что мне делать с этим советом — прикасаться к бумаге я больше не собирался.
Однако через несколько месяцев я почувствовал, что ощущения снова превращаются в слова, слова связываются в предложения и просятся на бумагу. Я ответил на вопрос редактора: не писать я не мог, теперь оставалось писать больше.
Я писал в стол, очень редко показывая работы только близким друзьям. У одного из друзей сын заканчивал Институт кинематографии, и решил превратить в короткометражку мой рассказ. Сценарная заявка победила в конкурсе, режиссер получил приз — пятьсот метров пленки и снял фильм, который получил 14 призов на международных кинофестивалях и открыл для нас двери большого кино.
В 2005 году на экраны вышел полнометражный художественный фильм «Город без солнца» с Сергеем Безруковым и Максимом Авериным в главных ролях.
В Гейдельберге я впервые оказался в 2005 году. У лютеран начинался Рождественский пост, именно с этого момента они начинают копить радость для того, чтобы излить ее в канун сочельника. На балконе ратуши небесными голосами пели наряженные ангелами дети. Воздух был наполнен запахами жаренных колбасок, печеных орехов и горячего глинтвейна. Художников и музыкантов, казалось, было столько же, сколько добротно одетых, улыбающихся в густые усы бюргеров. Нет, они не мешали друг другу, они радовались тому, что они друг у друга есть. А я радовался тому, что теперь у них появился еще и я. Должно быть, так чувствует себя новорожденный, которого привезли в дом, что станет для него родным.
Я сидел на скамейке и улыбался, наблюдая за молодым человеком, который зарабатывал, изображая ангела. Сюжет истории вспыхнул в голове, и я написал сценарий нового фильма за пару месяцев. Сценарий не удалось пристроить, несмотря на яркие характеры, настроение и крепко сбитую структуру.
Я много сил вложил в работу, и череда разочарований от невозможности продать сценарий подтачивала веру в себя. Я находился на развилке, когда нужно было принять решение, стать ли профессиональным сценаристом или вернутся в бизнес.
Набиравшее популярность учение «про коучинг» уверяло в том, что есть еще так называемое пространство «И», когда возможно и зарабатывать, и писать в свободное от работы время. Я прожил так несколько лет, отмечая, что все реже и реже что-то записываю, а в бизнесе получалось все лучше и лучше.
У меня появились новые друзья, новый круг общения. Я заметил, что смущаюсь, рассказывая о том, что когда-то писал. Даже поставленный по моему сценарию фильм казался мне ребячеством, в котором лучше не признаваться серьезным людям в костюмах по пять тысяч евро.
В 2015 году я оказался в Гейдельберге во второй раз, но теперь уже в составе делегации руководителей инженерных компаний. Я был увлечен тем, как работает завод, с конвейера которого за секунду сходит две с половиной розетки. Меня занимало «умное здание» энергоэффективной гостиницы.
Я поехал в альтштад за ощущением праздника, но ничего не почувствовал. Вообще ничего. Я не мог понять, что могло очаровать меня десять лет назад. Старые домики, развалины на холме, толстые бюргеры, бездельники, которые вместо того, чтобы делать бизнес, трендят на гитарах и пачкают бумагу. Как хорошо, подумалось мне, что я занят конкретным, понятным и приносящим прибыль делом.
Я планировал доходы, считал деньги и был уверен, что так будет всегда. Мне чертовски везло. Я мог позволить себе вписаться в любую сделку, зная, что она окажется для меня выгодной. Решения принимал молниеносно, мгновенно вскакивал с места и несся вперед, пересаживался с самолета на поезд, с поезда на такси. Все должно было быть премиум-класса. Я научился разбираться в часах, винах и сигарах. Определять с первого взгляда стоимость костюма собеседника.
Потом что-то произошло. Словно «зеленый» светофор начал мигать, предупреждая что вот-вот зажжется «желтый», а за ним «красный». Но мне хотелось, чтобы «зеленый» продолжал светить. Я подозревал, что мои сотрудники недостаточно хорошо и много работают — ведь следует работать еще лучше и больше. Больше, больше, еще больше. А кто не согласен, пусть валит с нашего корабля. Я терял сотрудников, я терял друзей, я терял семью. Ветер нес меня не пойми куда. Я терял управление лодкой. Я заметил, что дома так привыкли к моему постоянному отсутствию, что теперь меня там просто не ждали. Я редко заезжал в гости домой.
Для того, чтобы компания с оборотом в двадцать миллионов долларов схлопнулась, достаточно трех месяцев. Это был шквал, атмосферный фронт, что идет впереди грозы. Знание пришло позже: в шквал главное — сохранить мачту и паруса.
Бессонные ночи, раздражительность, постоянное чувство обиды и злости, наступающее безденежье. Я сильно похудел, и друзья спрашивали не заболел ли я. Краски померкли, мир стал серым и пустым. Тогда еще я не знал, что эмоциональное выгорание и последующая депрессия являются формами психологической защиты. Это состояние длилось около двух лет до тех пор, пока от моей прежней личности почти ничего не осталось. Я заметил, что теперь меня невозможно обидеть — ведь обижается личность, то самое вездесущее эго.
Я запустил в сети марафон под названием «100 дней до весны». Это были сто историй на каждый день ожидания весны, объединенных общим лозунгом «как пережить зиму в Петербурге и не сойти с ума».
Именно тогда меня пригласили на работу в одну из крупнейших государственных корпораций, и я решил, что готов к опыту построения новой личности в атмосфере суперкомпании.
Мне повезло с руководителем. Он говорил: «Если ты обращаешься к подчиненному на вы и по имени-отчеству, ты дезориентируешь его в пространстве и создаешь ложный образ руководителя в его голове». Поэтому я дезориентирован не был и ложного образа в отношении руководителей у меня не создалось. Еще он как-то сказал: «Если ты не можешь наорать на подчиненного, ты дерьмо, а не менеджер». Я не дерьмо, — подумал я, — но орать на подчиненных не буду. Я почувствовал, как внутри что-то зашевелилось, что-то стало оживать. Во мне пробудилась забытая сила сопротивления, во мне росла новая личность.
Через некоторое время проект, которым я руководил, подошел к завершению. Проводить время жизни в ожидании пятницы я уже не мог, и внезапно осознал, что из ресурсов, находящихся в распоряжении руководителя проекта, только время является невосполнимым. Я захотел в Гейдельберг.
Говорят, между Гитлером и союзниками существовала договоренность, что он не бомбит Кембридж, а коалиция не трогает Гейдельберг. Я никогда не встречал города, в котором так много улыбающихся жителей. Они идут себе по своим делам и улыбаются. В этом городе белки перебегают дорогу, останавливаются на миг, оборачиваются и… тоже улыбаются, хитрыми рыжими рожицами.
Я гулял философской тропой Гете, лежал на скамейке в замковом парке и смотрел в небо, понимая, что был мертв, но ожил и впереди еще целая жизнь. Новая жизнь. Я снова жив, я писал и мне было все равно, что скажет о моей работе редактор. Я не могу не писать и стараюсь писать больше. Моя дочь нарисовала сто чудесных иллюстраций, и книга «100 дней до весны» вышла в печати.
И вот книга с моим именем на обложке. Работа получает первый приз на конкурсе «Независимое искусство». Счастлив ли я? Да, но не от того, что сбылась мечта, а оттого, что понял, что дело не в мечте, а в дороге к ней. И в этом пути ты каждый день должен помнить, что счастья завтра не будет. Его можно ощутить только сейчас.
Пространство «И» распахнуло передо мной неведомые ранее горизонты. Я управляю проектами, преподаю, консультирую и пишу. Пришло время поделиться знаниями с теми, у кого подобное испытание впереди, или теми, кто переживает его в данный момент.
Но самое важное знание, которым я овладел, звучит так: всегда помните о тех, кто с вами в одной лодке. Ведь это так легко потерять команду, когда вокруг шторм.
И, прежде всего, это — ваша семья.
Читайте также:
Интересная история жизни. Драматичная. Заголовок только не соответствует: как пережить шторм (фигуральный), как раз не рассказано. И тема со службой в госкомпании не раскрыта, а было бы интересно. Хотя, похоже, герой соскочил оттуда: орать на подчинённых не научился (молодец!)
Я был в Гейдельберге. Ездил в Германию в командировку и остановился там на выходные задержавшись за свой счет. Да, хороший университетский городок. Да, архитектура. Что мне нравится в Германии, там в университеты можно просто зайти и погулять по этажам. Я так и сделал и еще взял экскурсию. Там старейший университет Германии или один из старейших.
В общем хорошее может быть место для учебы детей. Там ведь бесплатное высшее образование в Германии. Только немецкий требуется на высоком уровне.
По моему, в словах - если можешь не писать, не пиши, заключается другой более человеколюбивый смысл. Многим кажется, что это издевка, а на самом деле это предупреждение, рецепт. Писатель, особенно рефлексирующий как правило подлец по жизни, не смотря на то что у него написано в кнежках.
Не пишите ребята, а наслаждайтесь жизнью в работе и в отдыхе.