В первом российском фильме-катастрофе «Экипаж», снятом в 1979 году, был такой эпизод. Самолет стоит на узкой взлетной полосе небольшого аэродрома неназванной горной страны. Землетрясение разрушило здания, кругом пожары. На взлетной полосе трещина — взлетать нельзя. Но с гор надвигается селевой поток — и оставаться нельзя.Толпа растерянных людей мечется по полю. Командир экипажа не может принять решение, но угроза неминуема. У грузинской женщины, держащей за руку ребенка, вырывается: «Мужчины, сделайте же что-нибудь!» Командир принимает решение: «Оставаться — погибнем. Взлететь невозможно. Значит, будем взлетать».
Фразу, обращенную к мужчинам, я потом часто вспоминала. С 1979 года было много поводов. Есть периоды, которые нельзя пройти без мужчин, берущих на себя ответственность за решения и их последствия. В эти периоды нужно сохранить жизнь и защитить жизнь, дать жизнь и дать ей возможность быть — расти, расцветать. Сейчас, несмотря на кажущуюся стабильность — вздыхаем после прохождения кризиса — наступает не менее сложное, а может быть и более сложное время. Пока описать его можно одним словом — турбулентность. И как вести самолет с отрывающимся хвостом через зону турбулентности…
Возможно, что текущий период окажется еще сложнее начала 1990-х годов. Старые формы дожили свой век, запас прочности, заложенный предыдущими поколениями, исчерпан, нужны и новые формы, и новое содержание. Залатать старое, называя латки красивыми именами, не удастся. Что можно сделать в отсутствие вдох-новения — нового дыхания? Когда-то в давние советские времена было модно поминать философов-экзистенциалистов. Вот у них, на Западе, кризис духовности, экзистенциальный кризис. Тогда не приходило в голову, что мы сами можем оказаться в зоне такого кризиса: когда вокруг вроде бы все есть, потребляй — не хочу, а смысла нет. Не признать кризис сейчас — означает загнать угрозу в тень, не увидеть, как изношена, разрежена ткань общества, как мал запас прочности. Как стремится к нулю индикатор энтузиазма, даже у молодых людей. В какую стену мы уперлись? В человеческий фактор?
Сегодня я бы сказала точнее — мы уперлись в «Чоловiческий» фактор. Чоловiк — по-украински мужчина. Нам нужен новый каркас, основа, опорные балки, несущие стены. То, что строится на мужской энергии. Лидер — leader — слово, лишенное половой окраски — тот, кто ведет за собой, идет впереди. Может быть, поэтому политкорректные рассуждения о лидерстве остаются рассуждениями. Чтобы вызвать определенные энергии, надо напрямую к ним и обратиться. Я не хочу разбираться, почему мы говорим о мужском и женском как о непримиримом противоречии, причем в мелкобытовом масштабе. Мелкие и примитивные представления лишают нас энергии. Я не хочу лезть в огонь, останавливать коня на скаку или идти на баррикады — могу и пойду, если придется, но не хочу. И поэтому я говорю: «Мужчины, сделайте же что-нибудь. Сейчас».
Предельные оппозиции «мужчина» и «женщина» в их корневом смысле не стоит использовать всуе. Они берутся, когда речь идет о сохранении Рода, На-Рода, о зарождении нового мира в новом времени. И если их не взять, то мир, в котором мы окажемся, может быть непригоден для жизни. В зоне предельных понятий очень трудно говорить — слова кажутся слишком простыми, весомыми и совершенно не публичными. Но на предельных понятиях строится каркас общества, от того, какое значение им придается, зависит прочность остова. В предельном мышлении важно показать эталонные величины, без них мысли становятся просто некими суждениями. Мои заметки — субъективный взгляд женщины, я опираюсь только на свой опыт и могу рассказать только о тех, с кем общалась. Не про гипотетические идеалы, а про реальных людей. К моему великому сожалению, уже ушедших. Я могу назвать имена моего мартиролога: Александр Мень, протоирей, Мераб Мамардашвили, философ, Иосиф Самсонадзе, художник, Виктор Черномырдин, государственный деятель.
Так случилось этой осенью, что мне выпала честь общаться с Виктором Степановичем Черномырдиным. Сейчас многие, отдавая дань, будут вспоминать, говорить, писать, переосмысливая роль выдающейся личности в истории. Каждая точка зрения ценна, сложится большая картина. Нам как воздух необходимо переосмысление новейшей истории — расстановка значений, иначе не набрать силы для нового вдоха. Важно понять, что мы сделали и понять через людей.
Но меня интересует не история, не прошлое, не совершенные действия. Меня интересует будущее — то есть появление здесь и теперь людей, способных на действия такого же масштаба, дающих духовное пространство другим, не вычитающих душу из своих мыслей и поступков. Не уверена, что «интеллектуальные мальчики», «управленцы» смогут выйти в ту размерность глубины и высоты, которая сегодня требуется от «идущих впереди». Но уверена, что молодые мужчины способны вырасти — им нужны эталоны. Подлинные. Корневые.
В пределе Род, Народ и Родина — мощнейшие понятия — цемент, связывающий нас воедино. Без них мы рассыпаемся, как горох; какой горошине как повезет, куда прикатится — игра непонятных сил. Без родовых корней мы голь перекатная, сколько бы ни было средств на счетах. Виктор Степанович гордился своим происхождением — из семьи казаков Оренбуржья. Казаки в России — неуничтожимое сословие, с которым не справилась даже черная большевистская ненависть. Я встречала даже определение казаков как отдельного народа. «Вера, независимость и служение» — только сила рода может сохранить духовные ценности и передавать их из поколения в поколение, не взирая на общественный строй, идеологическую пропаганду или отсутствие оной. И дело не в возрождении темы казачества, не в том, что Виктор Степанович был полковником казачьего войска Оренбурга, даже не в том, что его любимым произведением был «Тихий Дон» и он инициировал выпуск факсимильного издания рукописи романа.
Нет, дело в принадлежности его к особому архетипу — воина-землепашца Для которого труд как ратный, так и мирный не повинность, а свободный выбор, служение Отечеству — не контракт, а духовный стержень жизни. Виктор Степанович не стал воином — в военное училище не приняли. А на службу в армию буквально напросился. И потом, не говоря лишних слов, служил Отечеству своим трудом. Мы теперь путаем службу и служение. Служба — должность, а служение — духовный выбор, за которым следуют поступки. Помните, у Грибоедова: «Служить бы рад, прислуживаться тошно…» Виктор Степанович не прислуживался — играл по правилам, видел, что вокруг происходит, но не поступался своими принципами. Он умел блестяще исполнять свою должность, с блеском природной артистичности. Но при этом не служил карьере. Когда мы беседовали, я показала текст песни «Я люблю тебя, Россия» и заметила, как блеснули его глаза. Один жест и ты понимаешь, что слово «люблю» — это правда и на эту правду можно опереться.
Мужчина расставляет значения — мир становится определенным. В поле определенности ясны полюса и понятно движение. Чем крупнее человек, тем мощнее будет движение и масштабнее поле. Те, кто работал или общался с Виктором Степановичем по делу, называли его «Шеф». Я прислушивалась к интонациям, в них не было подхалимажа «о-о-о, большой босс», не было насмешки «важная персона», не было просто констатации факта «начальник». Тональность другая. Chief — это же вождь. Не в советском понимании «вожди партии и народа», а в подлинном смысле — вождь. У его племени был вождь. Тот, кто ведет силой души. Именно силу души в нем сознательно или подсознательно чувствовали женщины, выделяя из череды «правящих лиц». И когда всплывают слова «надежда и опора», они обозначают реакцию на присутствие лидера именно такой человеческой природы. Такого особого редкого рода. Нет, не шли против природы политтехнологи середины 1990-х годов, когда вводили проект «Наш дом — Россия», они знали, что кладут в основу не пустышку, а подлинную ценность.
У нас до того замылен взгляд телекартинкой, замусорено сознание обрывками информации, а чаще всего тем, что выдается за информацию, что мы не воспринимаем большие величины, как и не видим большие поступки. В сознании брезжит просвет, когда пронзает острая боль — потеря. И чередой идут те, кто когда-то соприкасался с Виктором Степановичем, кто чувствовал его присутствие, знает его не по телеизображениям. Их горе особой природы — так прощаются со значимым для себя лично человеком. Не с эпохой, не с ожиданиями, не с прошлыми ошибками, не со своей молодостью — нет, с большим человеком, оставившим глубокий след в душе. Устройство племени подразумевает, что на смену одному вождю приходит другой — но пока не видно ни равного, ни похожего. И мерило здесь не заслуги или власть — нет, сила души и способность служить обществу. Способность видеть ценность каждого человека и давать ясные ориентиры.
Выдающиеся люди многомерны — они как вселенная неисчерпаемы, они словно концентрируют в себе помимо личных и родовых черт еще и черты времени, его характер, они вписаны во время — и делают его. Смотрим в энциклопедию: Черномырдин Виктор Степанович — российский государственный и политический деятель. Это о последних двадцати годах жизни. А до того: Черномырдин В.С. — советский хозяйственник. Странное слово «хозяйственник» — тот, кому партия и правительство доверили быть на хозяйстве. На плодах труда советских хозяйственников огромная страна живет уже которое десятилетие. Хозяин — слово тюркского происхождения — такое полновесное слово. Тот, кому принадлежит что-либо, кто владеет чем-либо; владелец, собственник. Лицо, пользующееся наемным трудом, частный наниматель. Тот, кто ведет хозяйство, занимается хозяйственными делами. Лицо, умеющее управлять хозяйством. Глава семьи, дома (обычно о муже). Глава дома по отношению к гостям, посетителям. Тот, кто имеет власть распоряжаться кем-либо, чем-либо. Употребляется как обращение к взрослому мужчине. Синонимы: босс (разг.), начальник (разг.), патрон (разг.), шеф (разг.). Виктор Степанович — наиболее яркое, наиболее полное воплощение слова «хозяин» во всех его смыслах. И как нам с вами повезло, что в 1990-е годы нас прикрывал такой человек — и нам удалось вконец не разорить хозяйство большой страны.
Есть еще одна ипостась, еще один аспект личности Виктора Степановича. Он — командир. Советский эвфемизм «командир производства» в точности отражал те качества, которые были необходимы, для того чтобы на огромном пространстве прокладывались пути, вырастали предприятия, города. Есть звание, должность — а есть суть. Должность была — директор Оренбургского газоперерабатывающего завода. А есть суть, кем он был — командиром огромной стройки. Командир — это особый тип лидерства, «это личность, способная подчинять, дисциплинировать, управлять и вести за собой, вдохновляя личным примером и мужеством. Это личность, отличающаяся яркой индивидуальностью, незаурядным умом, конкретностью действий и решительностью. Командир обладает способностью поднимать и направлять подчинённых в экстремальных условиях, вплоть до смертельной опасности». Виктор Черномырдин стал директором в 35 лет. Значит, были условия, была возможность вырасти лидеру, решая крупные задачи. Значит, было ради чего и зачем. Что за сила прорыва была в ушедшей от нас эпохе? Почему мы так упорно говорим только об одной стороне — подавлении, и не вспоминаем другую — созидательную? Воплотители нужны — а духа воплощения нет. Вот и получается часто — изображение подъема и имитация прорыва. Прочтите книгу его воспоминаний «Время выбрало нас», она скоро выйдет, — там звучит эпоха.
В фильме Павла Селина «Степаныч», снятом в последний год жизни Виктора Черномырдина, есть такой эпизод. Группа приезжает в Черный Отрог, на родину Виктора Степановича. Автор спрашивает своего героя, а как бы он жил, если бы остался в селе. И Виктор Степанович качает головой — я бы не остался. Есть сила, которая движет человеком, даже когда он делает первые шаги своей взрослой жизни, сам до конца не осознавая, что ищет. Потенциал — еще скрытый внутренний масштаб. «Я как росток в зеленой почке, еще предчувствовал себя». «Виктор» — по-латински победитель.Им он и стал.
Посмотрите фильм еще раз — чтобы увидеть, как он улыбается. Сквозь тяжелое физическое состояние, сквозь огромную душевную боль, личное горе, сквозь тяжесть принятых решений и сделанных выборов — идет свет. Улыбка человека, который сделал все, что мог, реализовал потенциал своего рода, улыбка закатного солнца. Мощное, притягательное обаяние большого человека и большого мужчины. Посмотрите, как он улыбается, — и вы поймете, о чем эти строки. Ему уже не нужно наше признание — его значение нужно нам. Очень нужно. Чтобы почувствовать — мы не мелкие, не случайные, не крошки, которые сметаются со стола истории. Мы, мощные, крупные, обладающие ценным опытом, со всей нашей скрытой страстностью, великодушием и милосердием, мы можем быть созидателями. Мы — большой На-Род, если посмотрим на себя из предельного пространства, примем величину наших мужчин и наших женщин и расставим точки над «i».
Фото в анонсе: Википедия
А Шеховцов
+100