Алексей Ходорковский «Адвокатские истории», - М.: 2012
Александр Васильевич Малышкин сидел напротив меня и тупо смотрел на серую, выцветшую стену камеры. Мне никак не удавалось завязать разговор с клиентом – он был в своих думах. Ситуация понятная и стандартная. Молодой человек с открытым лицом и совершенно не уголовной внешностью оказался в камере следственного изолятора №2, в просторечье – Бутырки. Появился он здесь, конечно, по ошибке. Во всяком случае, он так считал. Его уверенность ко мне пока не перешла. Посему я собирался разобраться в тех путях и тропинках, которые привели тридцативосьмилетнего веснушчатого блондина в это грустное место.
Мне много лет приходится наведываться в эти стены и проходить в камеры для допросов, дабы встретиться с клиентами. Разные ситуации приводили сюда моих доверителей, но вход для всех был нежелателен, а выход сложен. Граница – эта высокая и тяжелая решетка, которая, как гильотина, поднимается передо мной и опускается за моей спиной. Проход под ней всегда бьет подлым холодком страха по всему телу. Внушай не внушай себе, что ты здесь временно, что поговоришь с клиентом и уйдешь, – ничего не помогает, это чувство перехода из свободы в несвободу каждый раз пугает меня. Но эти походы – часть моей работы, и Бутырку, где много горя и несправедливости, приходится посещать.
Обстановка в видавшей виды следственной комнате была неуютная – ну, а какая должна быть обстановка в тюрьме? наверное, такая и должна быть. Стол да два стула, лампа на столе и пепельница алюминиевая битая-перебитая, как будто участвовала в боях. Все прикручено, приверчено, стул пытаешься подвинуть – не получается, лампу переставить – не выходит, и к этому трудно привыкнуть. Пока я изучал обстановку, самую консервативную из всех существующих, привели Александра Васильевича. Раньше мы не встречались. Нужно было познакомиться, попытаться понять друг друга, разговор завести. Но не тут-то было, клиент так на меня зыркнул, что одна рука потянулась к портфелю, а другая – к кнопке вызова охраны. Мол, чего пришел, мужик, тебя никто не звал. Мои доводы насчет юридической помощи, справедливости, совместных усилий на него не действовали. Взгляд отражал все переживания обвиняемого: ни в чем не виноват, валите вы все...
Я решил «задружиться» с клиентом и, достав из своего бездонного коричневого портфеля две плитки шоколада, предложил их сидельцу. Александр Васильевич, или Санек, как его звали родственники, нанявшие меня, с явным удовольствием прошуршал упаковкой и слопал обе плитки.
– Александр, обычно в работе с клиентами говорю я, но сегодня будет не мой день. Я хочу послушать вас, услышать вашу историю.
– Как вас зовут? Кто вам оплатил работу со мной?
– Зовут меня Алексей, отчество Львович, наняли меня ваши родственники.
– Ясно. Мне что-то писать надо?
– Нет, вам ничего писать не надо. Я никуда не тороплюсь и послушаю ваш рассказ. Вашу правду. Правду следствия я уже знаю. Но правды всегда две. Злодей-шпион – он же всегда герой-разведчик. С какой стороны посмотреть. Это старая формула. Чтобы вытащить вас отсюда, для начала, нужен честный рассказ без лукавства и придумок.
– Чего рассказывать, я не знаю.
– Давайте «от печки», сначала.
Малышкин оживился. Перебирая матерком и спотыкаясь о жесткие словечки из двух-трех букв, он начал свою историю.
После девятого класса Санек пошел в профессиональное училище. Оно находилось в том же районе, в котором он родился, жил и в школу ходил, – на Соколе. Мать решила, что лучше быть хорошим в ПТУ, чем балбесом и двоечником в школе. И она не ошиблась, Саньку нравилась учеба – училище было поварское, готовило «сладкие» кадры. Кондитеры-мальчики на девчачьем курсе были на вес золота. В училище всегда было весело, сытно, и за курево никто не гонял. Учителя смотрели на этот пустяк без истерик и директору не жаловались.
Но самым интересным в учебе была производственная практика в московских ресторанах и кафе. Девочки и мальчики готовили салаты, сладкие блюда, драили пол, рабочие столы и печи. В утренние часы практикантов кормили в парадных залах, где работали шикарные бармены, шли репетиции музыкантов и в кассе проверяли остаток денег перед рабочим днем. К вечеру наличности становилось больше, кассиры и бармен ее пересчитывали, перехватывали разноцветными резинками и готовили к инкассации. Санек с любопытством смотрел на пачки денег. Он никогда не видел денежных знаков в таком количестве. Манипуляции с купюрами вводили его в ступор.
У каждого учащегося в ресторане было свое любимое занятие. Девчонки украдкой, из приоткрытых дверей кухни, поглядывали на знаменитых гостей в зале и громко, со смешинкой обсуждали свои впечатления с шеф-поваром. Мальчишки очень серьезно относились к ежедневному сбору «продпайка» для дома – наверное, ощущали себя добытчиками и снабженцами своих семей. Оставшиеся от клиентов продукты и напитки складывались в холодильник. В конце дня шеф все это добро раздавал ребятам. Сашу все это не трогало. Его интерес был в другом. Он с волнением наблюдал за купюрами в руках кассира: как их сортировали, подклеивали, пересчитывали и собирали в пачки. Этим действом мог любоваться часами.
Время шло. Санек обзавелся семьей. Милая, понимающая жена и очаровательная дочка в веснушках. В отца. Как-то в холодный, ветреный март решили втроем поехать на теплое Красное море. Четыре часа – и яркое солнце, теплое море и никаких забот. Шарм-эль-Шейх им понравился. Всего три улицы, блестящие и уютные. Санек покурил кальян, дочку на верблюде покатал, жене серебряных безделиц накупил.
На каждой улице этого малюсенького городка находилось по пять-шесть банкоматов. Были они черного цвета, непривычно большие и очень шумные в работе. Напоминали банкоматы широкие двухметровые холодильники со встроенным маленьким телевизором в середине. Стояли на земле, без всякой охраны и выполняли известные всем функции. Выдавали деньги издержавшимся туристам. Санек каждый вечер после вкусного ужина отпрашивался у жены и бежал к этим черным ящикам. Он становился сбоку от металлического чуда и слушал, слушал мелодию гудящих, шуршащих и бурлящих купюр, доносившуюся из чрева банкомата. Эти звуки и мелькающие деньги завораживали его. Он ловил кайф от этого зрелища. У Санька не было ни зависти к владельцам кредиток, ни желания завладеть этими деньгами – его манила не страсть обладания. Он жил в мире фантазий. Представления о всесилии этих разноцветных бумажек, о власти над всеми и вся, о мировом господстве денег над людьми будоражили его разум. Он представлял себе морские лайнеры, межпланетные корабли, норковые шубы и россыпи бриллиантов. В его воображении расцветали пустыни, улыбались сытые и довольные дети Африки и, конечно, сиял золотой памятник на золотом постаменте создателю вакцины от рака.
Ипподром на Скаковой аллее Санек посещал по средам. В выходной жена ворчит, да и с дочкой повозиться хочется. А среда – в самый раз. Вроде на работе застрял. Ходят же люди в театр, на рыбалку или в баню, например. Он ходил на бега. К лошадям и азарту относился без фанатизма. Его интересовало действо не на беговых дорожках, а под трибунами – в кассах.
***
Отношение к деньгам у каждого свое. Для одних деньги – это счастье и наслаждение. Они приятны сами по себе. Новые ощущения, новые покоренные вершины. И неважно, сулят они тебе выгоду в дальнейшем либо нет. Для других это средство. Сильное, мощное. Этакий проездной билет во власть, к всемогуществу и к подчинению других своей воле. Для третьих – путь к свободе. Свободе творчества. Полная палитра действий и чувств. Независимость от дураков и умников. Человек сам по себе, без унижений и лизоблюдства. У четвертых деньги – инструмент. Это созидатели. У них деньги делают добро, создают, обеспечивают, меценатствуют. Или злодеи: убивают, отнимают, воюют. Это их лозунг – «деньги не пахнут». Пятые делают деньги ради денег. Формула «товар – деньги – товар» им не подходит, вот «деньги – деньги» – это заветная мечта. Долларовые пачки на столе как кирпичики для строительного конструктора – их радостный миг.
Санек ни в одну категорию не входил. Он жил в своих долларовых и рублевых фантазиях и ничего от денег не ждал. Он находился с ними на длинной дистанции. Сближаться не желал, а уж подчинять их себе – и подавно.
***
На бегах редко, но бывали крупные выигрыши. У маленького, зарешеченного окна кассы в предвкушении сладострастного момента стояли счастливцы и ждали выдачи денег. Рядом с кассой пристраивался и Санек. Он любовался работой кассира, которая, получив обработанные ведомости после забегов, пересчитывала и сортировала деньги. Денег было много – это возбуждало и ожидающих игроков, и Санька. Все обиды и ссоры в эти моменты общения с деньгами забывались.
– Ты больной! Сколько можно на чужие таращиться? Пора уже свои иметь! Ты хоть бы раз о нас подумал! Мужики в дом несут, а ты все чужим деньгам завидуешь!
Сашка никому не завидовал, жена была не права. Он, как настоящий коллекционер, наслаждался коллекцией. Не своей коллекцией – чужой, но от этого факта она не становилась менее прекрасной.
* * *
Купюра номиналом в тысячу рублей, в просторечье «штука», родилась в типографии и едко попахивала всеми элементами таблицы Менделеева. Упаковали ее с подобающими почестями в пачку, на финансовом сленге – «ребро». Прогулявшись в мешке инкассации, она попала в хранилище банка и затаилась в предвкушении путешествий.
– Мне, пожалуйста, помельче.
Побывав в руках своего первого хозяина буквально мгновение, она вернулась в сейф. Пенсионер решил разменять одну из полученных купюр. Сейф операционной кассы – не хранилище. Подружки были уже не те: все потертые и помятые и уж совсем не хрустящие. Жизнь купюры коротка – год, редко более. Стареют бумажные деньги быстро и заканчивают путь в одном и том же месте – цехе переработки Госбанка. Второй хозяин сложил тысчонку пополам, сунул в карман брюк и сел в подвальчике наслаждаться пивом и креветками. Руки он, конечно, не мыл, поэтому запах выпитого и съеденного надолго застрял в купюре.
Московский колхозный рынок – конечно, не место для крупных денег, а «штука» считала себя купюрой крупной и важной. Но пришлось недельку побродить по прилавкам с квашеной капустой, фруктами и дорогущими шампиньонами. После короткой передышки в кассе рыночной гостиницы тысячу с подружками передали в качестве взятки контролеру санэпидемстанции. То ли туши были не те, то ли клеймо стояло не там, но купюра перешла в «нужные» руки. Санитарные врачи имели абсолютно чистые помыслы. Никакой корысти в их действиях и близко не было. Приближались праздники: хочешь – не хочешь, а надо было собирать деньги на презенты. «Штука» стала кочевать по кабинетам. Причем ею никто толком и не пользовался, она переходила, как вымпел, из одного кабинета в другой. Менялись портмоне, но света белого она не видела. Где-то после праздников ее обменяли на фунты, и она возвратилась в знакомую, можно сказать, родную, банковскую среду. Банкомат для купюры – испытание. Ее засунули в железный ящик, где под гнетом каких-то металлических зажимов она ждала своего нового хозяина. Разбор был хороший, деньги, как всегда, были нужны. Купюра быстро вырвалась на свободу с владельцем шикарного «Мерседеса» и тут же загремела на бензозаправку. Не успев принюхаться к местным запахам в дамской сумочке, перекочевала в торговый центр и оказалась в кассе кинотеатра. От одного названия фильмов «штуку» коробило, а это плохо сказывается на внешнем виде бумажных денег. Со сдачей, не выходя на улицу, она перекочевала в меховой салон.
– Пока покупает – бери, не ломайся. И бери вот ту норку подороже.
Этот полушепот долетел из примерочной, где бывалая продавщица давала советы юной особе. Владелец бумажника, он же спутник девушки, тоже что-то слышал. Но виду не подал. «Штука» оценила его широкий жест. В кассе мехового салона она застряла надолго, инкассация не ехала, продажа шла плохо. Весь следующий месяц тысчонка бездарно провела в сейфе, заваленном кожей и мехами.
* * *
Санек работал шеф-поваром в заводской столовой. Завод был большой и находился на юге Москвы. Санек любил свою работу: вкусно и сытно, вокруг люди улыбаются, слюнки глотают. Опять же, дома всегда мясо свежее, винцо и ликеры, на тортиках сэкономленные, масло, сметанка. Александр Васильевич и других не обижал и сам в накладе не был. Как-то в июне подошел к нему предпрофкома завода и попросил организовать буфет у арендаторов в шестом цехе. Вроде как Центробанк арендует под свои нужды: то ли ремонтируют что, то ли станки какие налаживают. Про арендаторов знали все, охрана у них усиленная, да и забор свой, отдельный. Санек считал, что шестой цех к нему в столовую ходит. Оказалось, им еду готовую привозят, а холодильников нет, вот летом все и портится. Деньги пообещали хорошие, буфетчицу дали. Санек взялся за дело. Для прохода в цех выделили три пропуска, и один из них – ему.
Работали в цехе одни женщины, мужики встречались, но они важничали и к Саньку знакомиться не подходили. Санек старался из всех сил, он не только девчонок кормил, но и наборы продуктовые для дома готовил. Да так, чтобы недорого и вкусно было. Месяца через три девчонки предложили ему экскурсию в цех, сказали, что ему интересно будет, что никогда он столько денег не видел. У Санька загорелись глаза. Решено было вести его в режимную зону во вторую смену, когда начальства нет в корпусе. Санек представлял себе деньги в помещении Центробанка или какое-то оборудование для нужд финансистов. Но то, что он увидел, привело его в состояние грогги. Легкая потеря ориентации.
Мостовой кран с захватом типа «краб» цеплял из огромной кучи на полу ворох купюр и тащил их под потолком через весь зал к дробилке. Эти купюры, которые здесь валялись как обычные потертые бумажки, проходили свой последний путь и превращались в маленькие цилиндры величиной с граненый стакан. Куда только эти отходы ни пытались пристроить: в цементные блоки закатывать, в картон перерабатывать, сжигать вместо угля. Но не тут-то было – деньги и здесь показали свою силу, все счетчики экологов гудели и били тревогу. Посему стали зарывать цилиндры далеко и глубоко.
Санек много раз подходил к бумажной куче, брал в руки ветхие банкноты, подравнивал их, сортировал по номиналу и бросал назад. Такого количества денег в одном месте он не представлял себе раньше. Особый интерес вызывали у Санька поддельные банкноты, которые привозили сюда же, для уничтожения. Была мечта собрать коллекцию поддельных купюр, а потом, может быть, и узнать их историю. Кто эти злодеи фальшивомонетчики? Ему они были интересны. И Санек, ежедневно посещавший цех, стал припрятывать подделки и тащить их домой. Охранники были строгие, но свои в доску. Праздничные наборы и сытные обеды сыграли свою службу. Кто же будет обыскивать обаятельного кормильца? Санек купил альбом для почтовых марок и хранил там свою коллекцию. Подделки были разложены по годам и хитроумным способам изготовления. Вот здесь клише на металле делали. А эту тысячу на множительном аппарате изготовили. Тут ручная работа: рисовали грубо, и бумага мягкая. У каждой купюры были свои отличия от подлинной. Это и волновало Сашку.
Книги он читал редко, как-то не было потребности. Рецептурные кулинарные справочники. А тут зачастил в книжный, в библиотеке билет завел. Читал полиграфическую литературу, учебники по криминалистике, справочники для судебных экспертов. Из книжек Санек узнал, что один высококлассный фальшивомонетчик достиг такого совершенства в изготовлении денег, что на зону к нему приезжали сотрудники типографии Госбанка. О чем говорили профессионалы – осталось тайной. Малышкин вычитал, что самая большая проблема поддельщиков – красители. Мелкий помол краски – именно эта заковырка не давала злодеям исполнять мельчайшие элементы защиты банкнот. Будучи отличными полиграфистами, художниками, граверами, они никак не могли осилить мелкий помол красителя. Самые искусные преступники тратили на мельницы для помола много электроэнергии. На фоне других бытовых пользователей цифры зашкаливали. Их вычисляли и задерживали с поличным. Фальшивомонетчиков помельче брали по цепочке. Сначала сбытчика на рынке или ярмарке – потом оптовика и изготовителя. Через полгода изучения фальшивок и специальной литературы Малышкин уже вполне мог работать помощником эксперта научно-технического отдела Минюста. Большое количество подделок, особенно с цветных копиров, он определял на ощупь, даже не присматриваясь к ним. Потом он брал увеличительное стекло и в сравнительном анализе выявлял до десятка отличий в «очень хороших» фальшивках. Если бы не талант повара, из Санька мог получиться выдающийся эксперт или фальшивомонетчик.
* * *
Тысчонка состарилась. Была подклеена в двух местах, стала мятой, растрепанной. Но все еще работала на Центробанк. Из кассы хоккейного стадиона она перешла к молодому защитнику клуба. Перед очередной игрой на выезде за рубеж он поменял ее на валюту в отделении банка аэропорта. К купюре присмотрелись и сдали ее в мешок инкассации – в утилизацию. Тысчонка попала в цех утилизации денег на юге Москвы.
Санек, конечно, не видел тысчонку. Она лежала в общей куче, да и поддельной она не была, посему его внимания к себе не привлекала. Но встретились они именно здесь, Санек и тысчонка. У каждого был свой путь. Купюре предстояло попасть в дробилку и на спецмашине уехать на захоронение. Санек же переживет обыск у себя дома, где найдут его коллекцию, потом ему предъявят обвинение и закроют в тюрьме.
* * *
Санька из Бутырки нужно было вытаскивать, я это понимал. Да и вины в его действиях особой не было. Деньги-то он не воровал, а подделки банкнотами не являются. Нужна была экспертиза, пару ходатайств и объяснение со следователем. Кому в милиции охота дело прекращать? Я приступил к активным действиям.
Экспертиза подтвердила признаки подделки во всех купюрах, проходящих по делу. Посему умысла кражи денег в действиях Санька не оказалось, а кража – деяние умышленное, да и объект преступления был под большим вопросом. Обвиняемого отдали мне под подписку о невыезде. Или, правильнее, изменили меру пресечения. Арестант попал домой. Ожил. Мы победили. Дело прекратили, Санек вернулся в свою столовую. Цех Центробанка он больше не посещал. Буфет прикрыли, а его старые знакомые работницы ходили к нему на обед в общую столовую.
Ну, а как сложилась дальнейшая судьба нашего героя? Александр Васильевич изменился. Любоваться деньгами перестал. Стал их зарабатывать. Сначала открыл свой частный буфет при Доме книги. Потом один за другим буфеты в двух министерствах, трех модных театрах – и пошло-поехало. Малышкин со своими талантами и любовью кормить людей был востребован. Ему обрывали телефон. Дешево и вкусно. Где такое найдешь? Санек научился считать маржу, узнал, где продаются шубы и украшения, начал строить загородный дом. Он стал как все: включился в общую гонку за деньгами. Я потерял его из виду и дальнейшей его судьбой больше не интересовался. На этом рассказ я закончил и возвращаться к нему не собирался. Текст передал по электронной почте в издательство. Но в жизни всего не просчитаешь. Одна неожиданная встреча заставила меня вернуться к повествованию.
Как-то темным зимним утром 2012 года зазвонил мой мобильный телефон, и звонкий девичий голос сообщил, что меня просят прибыть на награждение почетным знаком. Какой знак хотят вручить и куда зовут, я толком не понял, но голос заверил, что прибудет курьер с приглашением, в котором все написано. Через недельку молодой человек с вполне интеллигентными манерами и правильными ударениями в словах вручил мне конверт с ярким двуглавым орлом. Меня просили явиться в зал торжеств на Старую площадь. Внизу была приписка про смокинг и бабочку. Зал торжеств оказался бывшей столовой ЦК КПСС. Лет двадцать пять назад знакомый приглашал меня сюда пообедать. О кулинарных изысках воспоминаний не осталось, но в буфете я купил палку финской салями. Тогда это было целое событие. Колбасой мы с женой и дочкой наслаждались неделю, поэтому и запомнилось.
На месте буфета расположился бар. За столиками сидели пары и выпивали. Я поднялся на второй этаж, где, собственно, и должно было состояться торжество. В большом зале без сцены, под огромной хрустальной люстрой, были расставлены складные стулья. У окна стояли три скрипачки с тонкими талиями в длинных, тяжелых бархатных платьях. Они прекрасно играли что-то очень знакомое. Пытался, пытался вспомнить, но не смог.
Музыка смолкла. На середину вышел холеный мужик в дорогом костюме из тонкой шерсти цвета асфальт, депутатский значок и галстук с цветами российского флага подчеркивали его величие. К нему потянулся ручеек из награждаемых. Мне тоже вручили коробочку с Гербом России, удостоверение и три цветочка. Холеный долго жал мне руку, на прощанье даже по-братски обнял за плечи. Ручеек продолжал плавно течь, и внимание мужика от власти, естественно, тут же переключилось. Я гордо направился к своему стулу – и в этот момент кровь ударила мне в лицо. Как после бокала хорошего коньяка. Я узнал его профиль. Точно, это был Санек. Я кого угодно готов был увидеть в депутатском обличии. Но только не Санька.
На фуршете Санек подошел ко мне уже с другой, натуральной улыбкой, сказал, что, увидев мою фамилию в списке гостей, был несказанно рад предстоящей встрече. Пригласил в свой дом на Рублевском шоссе, рядом с Москвой. Дал визитку, на ней нарисовал проезд. Малышкин с супругой радушно встречали меня на дороге у ворот участка. Сели у камина, в доме было все сделано со вкусом. Дорого, но не вычурно – это радовало. Я не люблю показуху, особенно в тех домах, где и так ясно, что пара рублей в семье есть. Милейшая жена Александра Васильевича сыграла и спела нам старинный русский романс. Я от души похвалил ее вокал и уютную обстановку в доме.
Уже под вечер Санек пригласил меня на второй этаж в бильярдную комнату. Мы немного и совсем неумело поиграли, после чего он предложил полюбоваться его коллекцией. Это были альбомы с поддельными бумажными деньгами. Видать, страсть молодых лет не прошла. Альбомы были разбиты по годам и валютам. Рядом с каждой подделкой находилась аннотация с подробным описанием отличительных признаков банкноты, иногда с фамилией и историей фальшивомонетчика. Такой профессиональной коллекцией мог бы гордиться любой музей криминалистики. Мое внимание привлекла одна из стодолларовых купюр. Крутил ее и так, и эдак, но признаков подделки не находил. Пришлось обратиться за помощью к Саньку. Глаза его горели.
– Да, господин адвокат. Это одна из жемчужин моей коллекции. Если не ставить сложное оборудование – можно обнаружить всего один признак подделки. Хорошая работа. Вы как профессионал должны его найти.
С этими словами хозяин дома вручил мне увеличительное стекло и включил дополнительный свет. Изучал купюру минут двадцать. На радость моего собеседника, подделку в банкноте я так и не выявил. Малышкин с видом победителя выставил подлинную купюру против света и показал мне через лупу тонкую сетку на водяном знаке с изображением Франклина. На подделке сетки на лице президента не было. Санек сиял.
– Где берете экспонаты для коллекции господин депутат? Надеюсь, не в Центробанке?
Мы оба рассмеялись.
– Алексей Львович, я уже взрослый мальчик. В опасные игры уже давно не играю. Подделки я покупаю у коллекционеров. Кстати, они хоть и фальшивые, а стоят в три-четыре раза дороже номинала. Это мое хобби, моя отдушина. Я давно хотел встретиться с вами и поблагодарить за помощь. О том, что мог запросто загреметь лет на пять, я понял много позже, но ваших координат уже не было. И поблагодарить вас не удалось. Мы с женой очень рады вам, наш дом всегда открыт для вас.
Вот теперь я могу закончить свое повествование.
Фото: pixabay.com
Приятно почитать: и язык хороший, и люди друг к другу по-человечески относятся.