Россия и Запад: кто слабее? Оба хуже

Описания многочисленных несовершенств и бед России занимают целые тома и уже набили оскомину. Добавить что-то новое по этой теме действительно весьма затруднительно. Новым, наверное, может быть угол, под которым стоит взглянуть на проблему. Раньше ― по инерции это продолжается и сейчас ― проблема представлялась в виде очень простой черно-белой антитезы: «здесь» (в России) все плохо, «там» (на Западе) все хорошо. Давайте же дружно проголосуем за все хорошее и против всего плохого и заживем, наконец, как люди! Если сильно упростить, то, в общем-то, примерно за это и маршируют по Москве «миллионы» с приписанными к ним двумя нулями.

Новизна момента состоит в том, что в классической формуле «хорошо―плохо», укоренившейся в российском общественном сознании за триста лет с начала реформ Петра I, произошел сбой в системе координат. Не то чтобы в России дела наладились ― Запад пошел вразнос. Камертон перестал улавливать фальшивые ноты, земные полюса размагнитились, и стрелка этического компаса, описывая круги, показывает бог знает что. Сейчас мы имеем дело с ситуацией «оба хуже». Причем каждое из этих двух «плохо» несколько отлично по своей природе ― это, как если бы мы сравнивали буйного алкоголика с тихим, но безнадежным наркоманом и рассуждали бы, кого из этих двух грехи их тяжкие скорее до цугундера доведут.

Россия: два народа ― одна беда

Как после апокрифического падения Бориса Ельцина с мешком на голове с моста 28 сентября 1989 года все его последующие коленца уже ничего не добавляли и не убавляли к сложившемуся имиджу «первого демократически избранного президента», так и очередные разоблачения, как мы дошли до жизни такой, что в России снова что-то рухнуло с неба или, наоборот, было затоплено на земле, создают не большую информационную новизну, чем сообщения типа «за летом обычно следует осень, а за осенью ― зима».

Добрые и очень добрые машины правды могут выдавать на-гора новые порции полезных сведений о клептократической природе существующего режима, но насколько эти «откровения» будут отличаться от краткого резюме Николая Карамзина, сделанного им более двухсот лет назад? Когда русского историка во время его пребывания за границей давно не бывшие на родине соотечественники попросили одним словом описать, что сейчас происходит в России, тот емко обобщил: «Воруют».

На протяжении последних двухсот-трехсот лет неизменны не только основная проблема России, но и два ее преобладающих осмысления, исходящих от двух, по сути, различных народов ее населяющих. Со времен петровских реформ народ российский разделился на два основных рукава: большой и малый. Большой народ просто жил, будучи природно и недискурсивно укоренен как в горестях, так и в радостях повседневной жизни. Причем, если взять, например, пресловутое «воровство», то оно всегда проходило по разряду как горестей, так и радостей. Если ты кого-то нагрел, то это, конечно, радость, а если тебя вдруг нагрели, то, ох, горе-горюшко. Живущие по принципу «лоха развести ― себя порадовать» неизбежно рано или поздно оказываются в положении того самого разведенного лоха.

Но почему-то к этой элементарной рефлексии представители большого народа обычно бывают неспособны. Все видят себя исключительно жертвой. Санэпидемстанция жалуется, что гаишники лютуют. Гаишники говорят, что санитарные врачи меры не знают и краев не видят. И те и другие утверждают, что куда им до таможенников. А простой человек, выносящий со своего завода мешок цемента через дыру в заборе, будучи пойманным за руку, совсем уж искренне возмущается: «Всем можно, а мне нельзя?»

Большой народ делится на два подвида ― «терпил» и «пацанчиков». «Терпилы» в силу дефиниции все терпят. Но если бы не их терпение, не выстояли бы под убийственным огнем под Бородино, не вынесли бы на своих плечах замешанную на голодоморе (общесоюзном, а не сугубо украинском) индустриализацию, приведшую к первому полету в космос, и не победили бы в адской мясорубке Второй мировой. Вытерпели они довольно безответно и российские 1990-е годы. Для сравнения: когда в Албании в середине 1990-х годов рухнули местные «пирамиды», аналогичные российской МММ, все местное население вывалило на улицы, разграбило армейские склады со стрелковым оружием и устроило в стране тотальный погром всего и вся.

«Пацанчики», согласно заявленному статусу, сначала все «мутят», а затем все «разруливают». Если «пацанчик», подобно Остапу Бендеру, хотя бы в минимальной степени готов чтить уголовный кодекс, то он идет в бизнес или во власть. То что «терпилы» отдают свои голоса за власть (отсюда и пресловутые 60% на выборах), свидетельствует о том, что действия власти в Москве для них столь же понятны и интерпретируемы, как действия некоего Андрюхи, который держит у них «на районе» сеть автосервисов, или поведение некоего Сереги, который заведует местной ментовкой.

Кущевская стала наглядным примером того, как реально организована вся власть на местах. Это слияние и взаимопроникновение откровенного криминала (причем криминала, надежно прикрытого депутатскими мандатами и даже учеными степенями) местных органов исполнительной власти и силовых структур. Если бы не экстрим ― массовое убийство, ― все оставалось бы шито-крыто, и «терпилы» исправно продолжали бы платить свою дань «пацанчикам». Вся остальная страна ― это Кущевские, где не дошло до медийного тиражирования царящих там безобразий и где они продолжают успешно заметаться под ковер. В этом смысле Кущевская ― это паттерн спонтанной самоорганизации жизни «большого народа».

Поэтому наивно думать, что Кущевская стала возможной благодаря попустительству Кремля и царящим в нем неблаголепным нравам. Если бы в Кремле сидел более либерально настроенный президент, то влияние его либерализма вряд ли бы простиралось дальше Садового кольца. Побороть самоорганизацию народа, где все с детского сада и пионерлагеря интуитивно и быстро разбиваются на «пацанчиков» и «терпил», пожеланиями в стиле «ребята, давайте, жить дружно» совершенно невозможно.

На примере «либералов во власти» 1990-х годов можно утверждать, что прямой зависимости «больше либерализма в Кремле ― меньше беспредела на местах» однозначно нет. А вот обратная более чем возможна. Опять-таки «больше порядка на местах» как функция от «меньше либерализма в Кремле» тоже совершенно не выстраивается.

«Терпилы», как и все живые существа, реагируют на боль ― поборы и унижения (гонять от одного окна к другому в присутствии, а затем отправить на второй круг из-за того, что запятая в анкете не там стоит). Но максимум, чего они хотят, ― оказаться на месте «пацанчиков» (то есть собирать дань, а не платить ее). Если у некоторых представителей первого подвида «большого народа» хватает силы воли, то такая вертикальная мобильность возможна. Но суть системы от этого не меняется.

«Малый народ» ― по разным оценкам его численность составляет от 5 до 20% (это уже самые оптимистичные оценки) от всего населения ― хочет изменения именно системы. Со времен Петра I за образец берется порядок и благочиние в европейских странах как живой укор беспорядку и мздоимству российскому. Основная проблема малого народа от Петра до наших дней состоит в том, что, желая жить как на Западе (и мысленно там уже проживая), он не может оторваться от институциональных реалий своего благословенного отечества. Этот синдром очень хорошо описал дореволюционный историк Василий Ключевский. У него есть замечательная история про молодого и просвещенного русского космополита XVIII века, который, начитавшись трактатов французских философов-энциклопедистов о правах человека и изойдя слезами умиления над этим чтением, затем идет развлекаться в крепостной гарем или же пороть на конюшню провинившегося дворового.

Вот эти самые извечные институциональные ограничения русского либерализма: ну, как не воспользоваться тем, чем все вокруг пользуются? Чуткая совесть либерала ― это одно. Но искушения-то сильны, и муки при их преодолении почти танталовы. С поркой дворового тут все ясно: не выпорешь за дело, перестанет не только уважать, но и, вообще, мышей ловить. А с крепостными девками как? Вроде бы тоже люди и права человека на них, по идее, распространяются. Но ведь всегда можно рационализировать, что, в конечном счете, им самим нравится. Так что уже тогда напрасно убиваться? Кстати, интересно, как обстоят дела у современных либералов с их секретаршами и прочим зависимым младшим персоналом женского пола?

Помимо слабости на передок, сердобольный малый народ русский также склонен к компромиссам с совестью в вопросах нестяжательства. Мздоимство русское им всецело порицаемо, подробно описано и к позорному столбу неединожды пригвождено. «Добрые машины правды» бесперебойно стучат своими шестеренками со времен радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву». Но если русского пламенного реформатора поставить на какую-нибудь хлебную должность, то искушение, говоря языком Ильфа и Петрова, бриллиантовым дымом он проходит далеко не всегда.

Если кто-то еще помнит конец 1980-х годов, то весь пафос тогдашних многотысячных митингов был направлен против советской коррупции (по нынешним временам, надо сказать, довольно вегетарианской) и привилегий советских чиновников. Привилегии эти были, нужно признать, воистину чудовищны: трехкомнатная квартира в кирпичной шестнадцатиэтажке, деревянная служебная дачка, машина «Волга» и палка копченой колбасы в продовольственном заказе!

Конечно же, по сравнению с тогдашним жизненным уровнем большинства советских граждан, это было кое-что. Но если сравнить, к чему в смысле привилегий и личного внезарплатного благополучия пришли в 1990-х ельцинские младореформаторы, витийствовавшие на вышеуказанных митингах на стыке эпох, то советским чинушам в самую пору вступать в орден Франциска Ассизского и проповедовать птицам небесным о кротости, смирении и полной ненужности земных благ. При этом у русского либерала ― а он ведь в отличие от «пацанчиков», душа тонкая ― есть интересная психологическая черта. Он не просто ворует ― он спасает отечество! В 1990-е он спасал его от «красно-коричневых». А теперь с тем же рвением готов спасать от «кровавой гэбни» и «коррумпированного режима».

Что же касается «коррумпированного режима» из поднявшихся по служебной лестнице «пацанчиков», так называемых «офшорных государственников», то они, если присмотреться, тоже ведь не просто воруют, а спасают отечество от всяких «шакалящих у чужих посольств либерастов». Такая вот плодотворная возвратно-поступательная динамика!

Впрочем, такая динамика встречается не только у нас. Кто следит за международными новостями, наверное, помнит «марши миллионов» в Таиланде лет пять назад (там действительно собирались на площадях миллионы, а не наши «миллионы без двух нулей»). Маршировали под лозунгом «Убрать Чинавата, премьера-коррупционера!». Хорошо, убрали. А потом через пару лет такие же многомиллионные толпы маршировали уже под лозунгом «Вернуть Чинавата», поскольку сменивший его премьер оказался еще более нечистым на руку. В общем, «и откопали стюардессу…», как в бородатом анекдоте про двух пилотов и стюардессу, оказавшихся на необитаемом острове в результате авиакатастрофы.

Среди малого народа наиболее наивная его часть верит в то, что с изгнанием «кровавой гэбни» из Кремля все заживут весело и счастливо. Это воистину оптимизм слепых и глухих ― людей, которые не желают помнить и понимать то, что происходило в России на стыке 1980-х и 1990-х, на Украине после «оранжевой революции», в Таиланде и в арабских странах совсем недавно. Другая, более «продвинутая», кивает на народ большой ― вот с ним-де все не заладилось. А сами мы, все как один, ну исключительно д’артаньяны.

На самом деле, это еще большой вопрос, столь ли велика между эти двумя ветвями одного народа разница, когда речь заходит о «человеческом, слишком человеческом». Автор этого текста проживает в доме, где в его подъезде все немногочисленное население можно отнести к той прослойке, которую социологи называют upper middle class. Сплошь бизнесмены средней руки и достаточно известные, но не топовые деятели искусства. Казалось бы, идеальная возможность организовать «другую» лучшую Россию в отдельно взятом подъезде!

Просто все выглядело на словах. Гораздо сложнее оказалось на деле. Нужно, конечно, отдать должное социальному статусу ― в прямом смысле слова, слава богу, в подъезде никто не гадит. Но договориться, чтобы не использовали клумбы у входа в качестве пепельниц, чтобы не ломали замок в калитке во дворе или не заклеивали его жвачкой в качестве фиксатора, когда заносят габаритные вещи, чтобы не работали в девять утра в выходные дрелью или болгаркой, когда делают у себя ремонт, оказалось совершенно невозможным.

Причем самыми неадекватными и недоговороспособными оказались именно деятели искусства. Гражданское общество на двенадцать квартир в центре Москвы оказалось столь же утопичным проектом, как и фаланстеры Шарля Фурье. В общем, в наших условиях организовывать «прогулки по Москве» и надраивать лысину Абаю гораздо проще, чем воплотить в бытовой жизни на элементарном уровне те принципы, ради которых люди на митинги ходят и в коловращениях с ОМОНом участвуют.

Короче, жизнь в России наладится не тогда, когда под ударами стенобитной машины правды рухнут стены Кремля, а когда перестанут:

• Толкаться и работать локтями в общественном транспорте;
• Хамить и подрезать на дорогах;
• Везде лезть без очереди, даже если это не очередь за картошкой, а очередь на регистрацию на какой-нибудь гламурный рейс типа Мальдив или Бали;
• «Разводить лохов», становясь на следующий день жертвами «разводки» со стороны еще более ушлых соотечественников.

Реальные, а не иллюзорные изменения наступят только в том случае, если будут пересмотрены основные принципы человеческого общежития в нашей садо-мазохистской цивилизации. В России абсолютное большинство населения проходит через унижение на разных этапах становления личности ― в семье, детском саду, школе, пионерлагере. У некоторых к «базовому образованию» добавляются такие «университеты», как армия и тюрьма.

За полученное унижение люди пытаются психологически компенсироваться, мстя не источнику боли, а, вообще, всему миру. Поэтому так и «комфортно» жить в России. А те, кто в Кремле ― будь то 1980-е, 1990-е, «нулевые» или нынешнее время, ― они плоть от плоти наши люди, а не инопланетяне. Единство «партии и народа» в России никогда не было пустой метафорой.

Запад: коррозия благородного металла

Западная цивилизация обязана своим восхождением трем основополагающим принципам:

• Трудолюбию;
• Честности;
• Бережливости.

Придирчивый критик может сказать, что на протяжении истории западного мира эти принципы неоднократно нарушались, что будет абсолютной правдой. Но раньше это были отдельные нарушения с последующей коррекцией. Уникальность нынешнего момента состоит в полном демонтаже всех трех.

Что касается трудолюбия, то здесь в западных странах водораздел, похоже, прошел по оси «север–юг». То есть он всегда существовал, но за последние несколько лет уж больно сильно углубился. Новым моментом является то, что в «юг» все сильнее засасывает Францию, одну из крупнейших экономик Европы.

А вот с бережливостью совсем швах, без всяких «но». На начало следующего года госдолг США составит 105―110% от ВВП, Еврозоны ― около 100% ВВП, Японии ― 210―215% ВВП. Для сравнения: когда в 2010 году впервые пошли разговоры о кризисе в Греции, на тот момент суверенный долг этой страны составлял 100% ВВП, и все кричали, что страна уверенно катится в пропасть. Есть и дальнейшие прогнозы по росту долга в ведущих западных экономиках. Так, к 2017 году госдолг Японии превысит 250% ВВП, что будет точкой невозврата для экономики страны. Выходом из ситуации будет либо дефолт, либо гиперинфляция, что начали признавать сами японские эксперты.

Известны прикидки и по части финансов США, флагмана западного мира. За предстоящее десятилетие США планируют сэкономить $2 трлн, а занять еще $10 трлн. В сухом остатке ― еще $8 трлн суверенного долга в дополнение к уже имеющимся $15 трлн. Это будет означать, что к 2014 году госдолг США составит 120% ВВП (нынешний уровень проблемной Италии), а к 2020 году ― 150―160% ВВП (на начало 2012 года это был уровень Греции, на которой все поставили жирный крест. Сейчас, правда, уровень задолженности сократился до 130%, но произошло это не за счет усилий греческого правительства, а за счет прямого списания значительной части долга и необратимых потерь частных инвесторов).

Что касается честности, то экономический анализ в западных странах сведен к словесной эквилибристике и откровенной идеологии. Внятного никто ничего не говорит. Лауреаты Нобелевской премии по экономике предпочитают обсуждать частные проявления кризиса, обходя молчанием его причины и его глубокий структурный характер. Отчасти это напоминает поведение марксистских обществоведов в СССР в конце 1980-х. Когда уже было ясно, что все, скоро конец, они продолжали говорить про «ускорение», «перестройку» и «совершенствование социализма».

А «этапы большого пути», как дошли до жизни такой, они, в общем-то, довольно хорошо известны.

Краткая история новейшей финансовой истории США

Печатание ничем не обеспеченных денег и голословные утверждения, что проблема роста является более важной, чем проблема сокращения долга, служат дополнительным ударом не только по теме честности, но и по здравому смыслу вообще. Робкие попытки Германии намекнуть на то, что хорошо бы для начала с долгами хоть как-то разобраться и, таким образом, от края пропасти немного отступить, не находят понимания у других крупных игроков.

Понятно, что режим жесткой экономии, согласно «эффекту бабочки», гарантированно загонит страну в многолетнюю рецессию, выходить из которой придется лет десять, а то и больше. Но здесь есть хоть какой-то шанс, что, пройдя эту болезненную и долгую терапию, можно будет в какой-то момент вернуться в строй в лучшей форме.

Так, например, Германия, перетратившись в 1990-е на объединение своих восточной и западной половинок, в начале тысячелетия села на жесткую финансовую диету, заплатила за нее нулевым ростом, но к 2008 году (моменту начала мирового финансового кризиса) в смысле состояния финансов и экономического роста выглядела уже достаточно прилично. Но Германия сейчас явно в одиночестве. Если раньше «печатание» денег было прерогативой исключительно Федеральной резервной системы США, то сейчас к ней присоединились Центробанки Евросоюза, Великобритании и Японии, в общем, всех столпов экономики западного мира.

Эта явно страусиная политика объясняется тем, что вбрасывание в экономику ничем не обеспеченной наличности якобы поможет завести мотор экономического роста. А экономический рост, в свою очередь, поможет обслуживать проценты по текущим долгам, а также их «рефинансировать». В общем, продолжать раскручивать маховик уже существующей долговой перпетуум-мобиле.

Можно провести такую человеческую аналогию: некий гражданин приходит к финансовому консультанту и говорит: «Весь в долгах как в шелках. Дайте, пожалуйста, какой-нибудь совет». А тот отвечает: «Фигня вопрос. Постарайтесь еще раз занять по-крупному и начните жить на широкую ногу ― тратьте так, как вы никогда еще не тратили. Другие кредиторы, заметив ваше такое потребительское поведение, начнут вам также охотно одалживать. Вы начнете лосниться от счастья и благополучия. В таком душевном состоянии на вас обязательно обратит внимание какой-нибудь работодатель. Получите новую, хорошо оплачиваемую работу. А там, глядишь, и как-нибудь с долгами своими разберетесь».

Поверить в такую финансово-психологическую консультацию могут разве что постоянные клиенты МММ, старого и нового. Но на уровне макроэкономики весьма серьезными дядями предлагается ведь именно это! Да, теоретически возможно повторить трюк 2008―2009 годов ― накачать экономику фиктивными «маниту» и запустить экономический рост на пару лет. Но что тогда будет с уровнем долга? Для примера: если в 2008 году медианный суверенный долг западного мира составлял 60―70%, то в результате финансовых инъекций «напечатанными» деньгами к концу 2012 года он гарантировано вылезет за 100%. Дальше, соответственно, больше.

А что тогда делать рейтинговым агентствам ― крест снимать или плавки надевать? Они и так уже вертятся, как уж на сковородке. Европе в целом и Южной Европе в частности за долги «двоек» понаставили. Хоть они и «карманные» американские, объяснять, почему в США кредитный рейтинг по-прежнему на наивысшем уровне находится, с каждым годом становится все труднее и труднее. В 2011 году агентство S&P попыталось снизить рейтинг США на одну ступеньку. Вопрос решили увольнением гендиректора. Но рынки тогда изрядно поколбасило.

В 2012 году высший рейтинг США пока остается неизменным. Правда, в качестве небольшого реверанса в сторону истины прогноз изменили на «негативный». В качестве основного аргумента в пользу сохранения высшего кредитного рейтинга приводится «уникальность статуса доллара как мировой резервной валюты».

Что правда, то правда. Пока доллар остается мировой резервной валютой, упадок американской экономики пролонгируется на неопределенный период. Могут вообще быть совершенно парадоксальные реакции рынка. Так, прошлогодняя августовская турбулентность рынков, вызванная эпатажным поступком S&P, привела к тому, что инвесторы дополнительно вложились в американские доллары и ценные бумаги, хотя, по идее, снижение рейтинга должно было вызвать беспокойство по поводу здоровья именно этих активов.

Если доллар является мировой резервной валютой, то помимо частичного купирования рисков инфляции в США (доллары распространяются по всему миру, будучи «напечатанными» в рамках одной национальной экономики) падать ему крайне сложно ― он сам всему мерило, как бы ни штормило американскую экономику. Конечно, американский доллар может упасть относительно сильных «карликовых валют» (например, швейцарского франка) или такой сильной сырьевой валюты, как австралийский доллар. Но в мировом масштабе это мелочи. А из «крупняка» есть только евро и китайский юань.

То, что доллар укрепляется против евро ― это классический пример использования привилегированного статуса доллара как мировой резервной валюты. На самом деле, ситуация в американской экономике еще хуже, чем в еврозоне: в США госдолг уже превысил 100 % ВВП, а в еврозоне он только подбирается к этой отметке. Но США выбрали стратегию «ты умри сегодня, а я завтра», подвергнув Европу мощной информационной атаке, как на уровне СМИ, так и полностью управляемых рейтинговых агентств. А Европа, как всегда, это проглотила.

По всей видимости, упадок западного мира пройдет в два этапа. Первый этап мы, скорее всего, увидим уже в этом десятилетии ― это коллапс экономик Западной Европы и Японии. Второй этап, закат США, будет отодвинут на 2020-е годы. Похоже, что в тот период мы будем наблюдать период «двоевластия» американского доллара и китайского юаня. В отличие от предыдущей истории одномоментной смены лидера, когда в середине XX века британский фунт уступил американскому доллару в качестве мировой резервной валюты, юань, наверное, будет бороться за мировое доминирование в виде ползучей экспансии ― от одного завоеванного плацдарма к другому.

Сейчас китайцам пока невыгодно заметное укрепление юаня, равно как и перевод его в полностью конвертированную валюту, так как китайская экономика еще слишком сильно зависит от экспорта в США и Западную Европу. Китайцы уже осознали исчерпанность данной модели, равно как и полную бесперспективность этих двух рынков. Курс взят:
а) на развитие внутреннего рынка;
б) на создание внешней экономической китайской империи, состоящей из полностью контролируемых Китаем рынков сырья и рынков сбыта китайских товаров.

Дела в этих двух направлениях идут у китайцев пока не супербыстро, но внятные успехи уже заметны.

Во-первых, средние зарплаты в крупных китайских городах уже составляют $300―400. Это при прямом пересчете из юаней в доллары по существующему официальному курсу. Если же, например, попробовать перевести это на российские реалии по паритету покупательной способности, то картина будет иная.

Все в Китае стоит, как минимум, в два раза дешевле, чем в России. Соответственно, с учетом российских цен китайские зарплаты составили бы $600―800. То есть, по сути, они ничем не отличаются от существующих зарплат в российских городах-миллионниках. Миф о «босоногих голодных китайцах» стремительно уходит в прошлое. Конечно, в китайской сельской местности картина совершенно иная. Но ведь и в России в малых городах и деревнях люди по пять―семь тыс. рублей в месяц получают.

Во-вторых, Китай активно скупает активы по всему миру. Вся Африка уже практически скуплена на корню. Кредиты африканским странам выдаются в юанях. Китайские импортные товары абсолютно доминируют на африканских рынках. Начиная ориентировочно с 2015 года Китай активно начнет переводить на юани торговлю и с другими своими партнерами в развивающихся странах, равно как и «подсаживать» их на свою экспортную продукцию.

Примерно к 2025 году будет сформирована «юаневая империя», куда войдет около половины мировой экономики: вся Африка, большая часть Юго-Восточной и Средней Азии, значительная часть Южной Азии (Пакистан, Бангладеш, Шри-Ланка), значительная часть Латинской Америки, а также, возможно, Россия, Беларусь и Украина. А доллар будет постепенно хиреть в рамках оставшейся половины.

Китай, как и Европа, сейчас активно подвергается информационным атакам. Основные тезисы здесь следующие:

• Китай замедляется и его ждет «жесткая посадка»;
• Замедление китайской экономики приведет к неразрешимым социальным последствиям;
• Китай, как и все, погряз в долгах;
• Китай находится на пороге «жасминовой революции».

Что касается роста, то действительно замедление идет. В этом году ожидается порядка 7,5% роста ВВП. Расти каждый год на 10% и более в течение более чем трех десятилетий подряд просто физически невозможно. Но, даже если темпы роста в Китае снизятся сначала до 7%, а потом и до 5%, по сравнению с экономиками западного мира, которые будут демонстрировать либо нулевую, либо отрицательную динамику, это будет выглядеть гиперуспехом. Вероятность же жесткой посадки даже суперкритичные (к другим, не к себе) западные эксперты оценивают не выше чем в 30%.

В результате замедления китайской экономики появятся безработные. Это правда. Китайское правительство уже сейчас видит проблему и пытается как-то амортизировать удар по социальной стабильности. При этом не нужно забывать, что в китайских условиях безработных, в конечном счете, можно будет послать строить дороги за миску баланды, как это было в Америке при Рузвельте (сейчас в западных странах такой трюк проделать уже невозможно).

Долги: они есть. Но общий их объем примерно сопоставим с золотовалютными резервами Китая. На данный момент ситуация управляема. Китаю еще очень далеко до прохождения точки невозврата в долговой проблеме.

И наконец, революция. Локальные бунты в Китае по поводу сгона с земли без достойной компенсации, плохих условий труда или загрязнения окружающей среды сверх всякой меры происходят почти еженедельно. За «революции» их никто не держит, и в информационном смысле они столь же фоновы, как и плохая погода в сезон дождей. Вообразить в Китае прозападную «цветную» революцию в условиях очевидной деградации Запада сейчас так же сложно, как и «марксистский» переворот в какой-нибудь африканской стране году эдак в 1990-м, проходящий под лозунгом «дальнейшего укрепления мировой системы социализма».

А вот что-нибудь типа «арабской весны», когда толпы людей выходят на улицу за все хорошее и против всего плохого, а заканчивается все это хаосом и мародерством, представить теоретически можно. Такое в китайской истории бывало неоднократно. Но при таком раскладе не стоит сомневаться, что китайское правительство быстро применит решительную силу, как когда-то на Тяньаньмэнь. Китайские руководители слишком хорошо знают свою национальную историю, когда за одним «восстанием угнетенных» могут последовать десятилетия, а то и столетия упадка, поэтому колебаться в выборе средств не будут. Слишком высоки ставки.

А применять к Китаю «санкции» в настоящих условиях просто смешно. В Китае сконцентрирована почти половина мирового промышленного производства плюс еще монополия на редкоземельные металлы, без которых вся западная электроника просто встанет. «Закрыть Китай» сейчас так же сложно, как когда-то «закрыть Америку», после того как она уже была открыта Колумбом.

«Нет, весь я не умру…»

С российской колокольни возвышение Китая на фоне упадка Запада может вызывать разве что академический интерес. С практической же точки зрения окончательно рушится система сдержек и противовесов, существовавшая во второй половине ХХ века, ― СССР, Запад, Китай. Слабая Россия остается один на один с сильным Китаем, что несет в себе сильные геополитические (включая военные) риски.

Но насколько реально ослабеет Запад и в чем это будет выражаться? По прикидкам экспертов, в варианте light нынешний кризис обойдется Западу падением уровня жизни населения примерно на 25% и ростом безработицы до 15% (для сравнения, сейчас средний уровень безработицы по Еврозоне составляет 11%). О жестком варианте можно только гадать, но, видимо, можно будет предвидеть падение уровня жизни на 50% и рост безработицы до 25% (нечто сопоставимое с масштабом Великой депрессии 1930-х годов).

Если брать недавнюю историю развивающихся стран, то даже вышеуказанный жесткий вариант не представляется уж слишком большой невидалью. Россия проходила через нечто подобное в 1990-е, Аргентина ― в начале «нулевых», в Белоруссии в результате прошлогодней беспрецедентной девальвации национальной валюты покупательная способность населения упала почти вдвое. Так что плавали, знаем.

На Западе последний раз население испытывало серьезные лишения очень давно: в Америке ― в 1930-е годы, а в Европе ― в 1940-е. А с тех пор только «лучший из миров» и «государство всеобщего благоденствия». Успели все подзабыть. Западные политики сейчас даже боятся заикаться о возможных социальных последствиях кризиса. Электоральный цикл в западных странах является дополнительной мотивацией для вольного обращения с честностью и бережливостью. Объявить избирателям прямо, что их ждет, никто все равно не решится. За такое не голосуют. Поэтому будут слова про «запуск механизма роста» и дела про печатание денег. Лишь бы проскочить до следующих выборов и оставить заботу о разгребании авгиевых конюшен уже тем, кто придет им на смену.

А на смену могут прийти те, кого вообще не ждали. Недавние выборы в Греции и успех на них леворадикальной группировки «Сириза» ― это только первый звоночек. Напомним, что испытание Великой депрессией западная демократия не выдержала. В Европе демократическое правление сохранилось буквально в считанных странах. Большинство же континента предпочло ту или иную форму авторитаризма. А то, что происходило в США при Рузвельте при его четырех сроках подряд и, мягко говоря, нестандартных способах управления, даже многие американцы в разряд демократии не зачисляют.

Некоторые сейчас сравнивают то, что происходило в СССР и странах Варшавского договора в конце 1980-х, и то, что сейчас происходит на Западе, делая вывод, что социализм берет реванш у капитализма. При некоторой схожести внешних признаков, наверное, это не совсем так. Речь сейчас идет не об упадке капитализма как такового, а о крушении его специфической западной разновидности, устоявшейся с 1970-х годов, ― сочетание безответственности «виртуальной» экономики глобального финансового капитала с безответственностью социального государства, бравшего на себя все возраставшие обязательства, которые уже давно не могло выполнять.

Что касается китайской модели, то хоть это все и называется «социализмом», и правит там компартия, на самом деле, это очень жесткая форма капитализма. Благополучие каждой китайской семьи ― это личное дело самой семьи. Большинство китайцев даже пенсий не получает и вынуждено смолоду копить на старость. Государство же берет на себя создание и поддержание правил игры в экономике и социуме, а также развитие инфраструктуры (китайским семьям, даже если они и скинутся, строительство дорог и аэропортов явно не под силу). А горизонт планирования у китайского правительства ― это, как минимум, 50 лет. Это вам не четыре года от выборов до выборов.

Что же останется от Запада, когда ему будет суждено умаляться, а Китаю ― расти? Здесь применима формулировка поэта: «Нет, весь я не умру». Скорее всего, посткризисный Запад в целом будет представлять себой примерно то, что на данный момент представляет Италия: умеренно лениво, изрядно, но не запредельно коррумпировано, политически бардачно и порой бессмысленно, социально ― «не хотим много работать, а хотим получать большие пособия». Сохранится обаяние старой культуры плюс отдельные островки сохранившегося штучного высокотехнологичного производства типа Ferrari, Lamborghini, Mazerati, Bugatti и т.п. Примерно так увидели Индию и Китай на закате своих цивилизаций европейские колонизаторы в XVIII―XIX веках: «Фарфор, шелк, тонкие ремесла ― это да, а так ― бардак-с». В общем, полный круг в истории.

А что же Россия? Сначала Россию сильно тряханет, так как она привязана не только к Европе своим нефтегазовым экспортом, но и к Америке своим финансовым сектором. Не только «либералы» 1990-х, но и «чекисты» «нулевых» свято верили в вечность глобального доминирования США, а следовательно, непогрешимость американского доллара и американских ценных бумаг. Поэтому ЦБ России до сих пор осуществляет эмиссию рубля согласно определенному коэффициенту от эмиссии доллара в США.

Как уже говорилось выше, чувствительность России к резкому падению уровня жизни значительно ниже, чем на Западе. Особенно с учетом того фактора, что 80% населения составляют «терпилы», а им, как говорится, не привыкать.

Со временем начнется выработка новых правил игры. Виртуальные «маниту» уйдут в прошлое. Им на смену придет все то, что можно квалифицировать как real value. Сильнее всего пострадают так называемые «постиндустриальные» экономики, вынесшие весь свой реальный сектор на аутсорсинг в третий мир. А выиграют, прежде всего, те страны, где есть хорошее сочетание природных ресурсов с производством, например Бразилия и Китай (за Китаем закрепилась репутация импортера природных ресурсов, но у него, на самом деле, много чего есть ― одни редкоземельные металлы чего стоят).

Хуже, но сравнительно неплохо будут себя чувствовать чисто сырьевые экономики, например Россия, Саудовская Аравия и Австралия. После любой разрухи все равно потом понадобятся топливо и металлы.

Кроме того, у России может появиться уникальный шанс возродить собственную промышленность. Дело в том, что к концу текущего десятилетия зарплаты в России и Китае примерно сравняются. Уйдет в прошлое вечное оправдание, почему в России бессмысленно что-либо производить: «Мол лучше, чем в Германии, все равно не сделаем и дешевле, чем в Китае, тоже не сделаем». Первая часть формулы останется неизменной, а продолжать вопреки фактам придерживаться второй ― это уже косность мышления. Дело в том, что какой-нибудь трактор при одинаковых затратах на производство, будь он произведен в России или в Китае, на рынках Латинской Америки будет иметь примерно одинаковые шансы (если только в дело не вступят политические факторы, например, лояльность этих стран Китаю в обмен на китайские кредиты).

В социальном плане в России произойдет идеологическая трансформация «малого народа». Рано или поздно (скорее поздно, поскольку имеется среди них тенденция не замечать очевидного) они поймут, что ездят на мертвой лошади. И, как это произошло даже с закоренелыми марксистами в конце 1980-х (самые рьяные западники 1990-х ― бывшие преподаватели научного коммунизма и марксистской политэкономии), они начнут медленно мутировать в синофилов (поклонников Китая). Мостик-то уже проложен. Одна из самых известных либеральных журналисток недавно написала панегирик Аугусто Пиночету ― мол при нем всего три тысячи человек расстреляли, а какую страну этот мощный старик после себя оставил! Почему бы тогда не написать: «Всего-то триста студентиков на Тяньаньмэне на гусеницы намотали ― в масштабах китайской истории это даже гуманнее, чем истребление воробьев при Мао, ― а какую странищу тем не менее отстроили!

Как ни странно, по-человечески жаль именно «чекистов». Ведь именно они крепко верили в доллар, вывозили деньги в контролируемые Америкой офшоры на всяких там Багамах, отправляли детей и внуков учиться в Лондон. При этом устраивали на центральных каналах ТВ «борьбу нанайских мальчиков» про расширение НАТО, ПРО, вставание с коленей и т.п. Рушится-то ведь именно их мир. Их подпольная, но истинная вера. Но создания они адаптивные. Всякое видали. Глядишь, глаза продерут и постепенно переведут все в китайские офшоры. Интересно, а как он будет выглядеть, этот китайский офшор будущего? Хорошо охраняемый овраг где-нибудь в бирманском «золотом треугольнике», где будет храниться золото в слитках и драгоценные камни в бочонках? Тортуга XXI века? В общем, кто доживет, тот увидит.

В общем-то, Россия страна живучая. Ее подвижной диалектике «терпил» и «пацанчиков» уже более тысячи лет. Глядишь еще и «поблагоденствует», если только не станет административным расширением Синьцзян-Уйгурского автономного округа. Хотя российским бабам катастрофически не хватает мужиков, а китайским мужчинам ― невест. Может быть, это и есть ответ на все «проклятые» вопросы? Может быть. Но если так, это уже будет не другая Россия, а другая история.

Мнения участников Сообщества:

Петр Михеев:

«Кроме того, у России может появиться уникальный шанс возродить собственную промышленность. Дело в том, что концу текущего десятилетия зарплаты в России и Китае примерно сравняются. Уйдет в прошлое вечное оправдание, почему в России бессмысленно что-либо производить - для этого придется снижать налоги в РФ. А статья неплохая».

Сергей Гладков:

Слабовато. Рецепт налаживания жизни напоминает лечение аспирином от лихорадки Белого Нила. Недостаточно перестать толкаться в транспорте, надо в принципе начать уважать людей. Недостаточно «перестать разводить лохов», надо научиться уважать понятие частной собственности. Иными словами, надо перестать быть Швондерами. Потому что Швондеры - это материал для зоны. И пока население ведет себя как швондеры - среда будет напоминать зону. С соответствующими правилами.

Вадим Крысов:

Сравнение нашего народа со швондерами... мягко говоря не точное и оскорбительное... Нужно же вспомнить, кем был Швондер у Булгакова? Это был некий идеологический лидер продвигающий утопию... чем он создавал Шариковых... люмпенов, которые в его утопии поверили... А теперь нужно ответить на простой вопрос, кто же у нас ведет себя так... кого можно называть Швондерами? И они даже обижаются, что народ не хочет идти на митинги, не верит их утопиям... т.е. лишает их возможности генерации нужного количества шариковых... этакого пушечного мяса, который позволил бы им сделать свой маленький гешефт... конечно, и такие находятся, но процент их очень мал...