Салман Хан: «Школа на развилке, такое случается раз в тысячелетие»

Нуждается ли Салман Хан в представлении? Если да: математик, бакалавр в области компьютерных наук. Обладатель степени MBA (Harvard). До 2009 года занимался финансовой аналитикой. В настоящее время — руководитель Khan Academy – платформы для образования, всемирного сервиса для получения знаний, который придет на смену той самой школе, в которой учились вы. Входит в список 100 самых влиятельных людей планеты (Times, 2012). В Издательском доме «Классика-XXI» выходит его книга «Весь мир – школа. Преобразованное образование», с отрывком из которой Executive.ru хочет познакомить участников Сообщества. Выражаю признательность руководителю издательства Александру Карманову за предоставленный текст книги и за помощь в проведении интервью.

Executive.ru: В книге вы пишете о том, что время «прусской модели» образования закончилось. Какие факторы делают эту модель неактуальной?

Салман Хан: В XVIII веке в Пруссии была создана одна из первых моделей относительно качественного бесплатного образования. Эта идея со временем распространилась на другие промышленно развитые страны, включая Россию, таким образом, образование стало массово доступным. Однако бесплатная прусская модель имеет свои недостатки: в стремлении к массовому охвату школа проигрывает в части качества образования и в вопросах персонализации. Если учащиеся не укладываются во временные рамки, отведенные для конкретной темы, они обречены на отставание. Такие ученики будут получать двойки, а класс, не обращая внимание на то, что у отстающих остались пробелы в знаниях, будет двигаться дальше. Ученик в школе, созданной по «прусской модели», молча слушает монотонную речь преподавателя; дискуссии не приветствуются. Передвижение учеников по классной комнате тоже не приветствуется. Такая школа, возможно, хорошо подходит для подготовки рабочих для предприятий времен Промышленной революции, но она не поощряет любознательность и склонность к инновациям, не поддерживает развитие личности ни ученика, ни учителя.

Тем не менее, «прусская модель» дожила до наших дней. Потребности же общества изменились: современная экономика зависит от любопытства и инноваций. Лучший способ развить эти качества – использовать персонализированные технологии освоения знаний, жесткая «прусская модель» для этого не подходит. Нужны иные подходы, позволяющие сочетать индивидуальность, доступность и масштабируемость образования.

Executive.ru: Как относятся к деятельности Khan Academy родители из стран третьего мира? Известны ли вам случаи, когда родители запрещали детям получать знания в интернете?

С.Х.: Ресурсами Khan Academy пользуются семьи в 190 странах мира. Мы не получали негативные отзывы от родителей. Напротив, родители ценят, что такие сайты, как Khan Academy, предоставляют бесплатные учебные материалы, что их дети могут получить доступ в любое время и в любом месте.

Executive.ru: Вы уверены в том, что интернет может обеспечить такое же качество контроля знаний, как традиционные методы – зачеты и экзамены?

С.Х.: Очень часто люди понимают под онлайн-обучением только видеокурсы и статьи. Мы используем эти форматы, но в то же время активно инвестируем в создание интерактивных упражнений, которые помогают ученикам получить, во-первых, практически неограниченный доступ к знаниям; во-вторых, – немедленную обратную связь о том, как они поняли материал. Ученики также могут поделиться полученной информацией со своими родителями и учителями. Идеальная ситуация, когда у каждого ученика есть наставник – родитель или учитель – способный поддержать и поощрить учебный процесс, практику работы с Khan Academy.

Мы не проводим экзамены в традиционном смысле, но я считаю, мы даем ученику более полную и актуальную информацию о том, как он усвоил знания, чем обычный экзамен. В обычной школе учащиеся после контрольной работы или сдачи экзамена переходят к следующей теме, независимо от того, действительно ли они глубоко усвоили материал или нет. Интернет-ресурсы, такие как Khan Academy, предоставляют студентам немедленную и постоянную обратную связь и подробные отчеты о ходе учебы. Таким образом, каждый может видеть, что он действительно знает, а что — нет, к каким темам нужно вернуться, чтобы заполнить пробелы.

Наша миссия не только в том, чтобы создать лучший бесплатный образовательный ресурс, но в том, чтобы создать лучший период истории образования. К счастью, мы смогли завербовать лучших педагогов и создателей контента в мире, которые помогают нам в достижении этой цели. Поскольку наши материалы публикуются в интернете, мы улучшаем их постоянно на основе обратной связи от студентов, тогда как в традиционной школе изменения вносятся по мере переизданий учебников.

Executive.ru: В книге вы говорите, что в ближайшие годы США, видимо, останутся мировым центром образовательной отрасли. Почему вы так думаете?

С.Х.: Я думаю, что США будут продолжать играть важную роль в образовании в связи с тем, что американская экономика открыта инновациям и рискам – я имею в виду прежде всего компании Силиконовой долины. При этом я надеюсь, что доступ к образованию улучшится во всем мире. Доступ к образованию должен быть свободным. Мы создаем всемирный класс для тех, кто хотел бы получать образование, независимо от того, где он живет. Распространение интернета, в том числе мобильного, делает получение образования все более доступным.

Мы также работаем над тем, чтобы наши ресурсы были доступны на десятках языков, включая русский. Сегодня тысячи волонтеров помогают нам переводить статьи и упражнения или делать субтитры для видео. Любой желающий может попробовать себя в роли переводчика или создателя субтитров.

Executive.ru: У вас много студентов из стран Северной Африки и стран Ближнего Востока? Как вы считаете, какое влияние образование может иметь на общественную жизнь и экономику таких стран как Сирия, Ирак, Ливия, Нигерия…?

С.Х.: В 2014 году Khan Academy посетили более двух миллионов учащихся из стран Ближнего Востока и Северной Африки. Путем расширения доступа к качественному образованию в этих странах, как и в других странах мира, мы помогаем людям улучшить их социально-экономическое положение и глубже понять друг друга. Нужно помогать людям раскрывать их потенциал, Khan Academy именно этим и занимается.

Салман Хан, «Весь мир — школа. Преобразованное образование», М.: Классика-XXI, 2015.

Меня зовут Салман Хан. Я основатель и первый преподаватель Академии Хана — учебного заведения, которое всерьез предлагает всем желающим, где бы они ни находились, учиться по мировым стандартам и совершенно бесплатно. Я пишу эту книгу, поскольку считаю, что принятая у нас сейчас система образования находится на развилке, а такое случается раз в тысячелетие. Устаревшая школьная модель, модель обучения в классе, не соответствует нашим меняющимся потребностям. Она опирается на пассивное восприятие, а мир между тем требует все более активной обработки информации. Эта модель предполагает, что дети одного возраста, разделенные на группы, усваивают универсальный учебный план в надежде запомнить из него хоть что-то. Неизвестно, работала ли эта модель сто лет назад, но очевидно, что сегодня она не работает. Новые технологии требуют обновленных, рациональных методов обучения, однако отношение к ним остается настороженным — уж слишком часто их применяют только ради того, чтобы пустить пыль в глаза. Старую и новую модели разделяет пропасть, в которую дети во всем мире проваливаются ежедневно. Мир преображается все стремительнее, а система трансформируется со скоростью ледника, сползающего подчас в неверно рассчитанном направлении. Каждый день, с каждым уроком пропасть между тем, чему детей учат, и тем, что им нужно в реальной жизни, необратимо углубляется.

Говорить легко. Собственно, поэтому все только этим и занимаются. Политики в каждой своей речи поминают образование. Родители переживают из-за того, что их дети не соответствуют неким туманным, непостижимым, но всемогущим стандартам, или просто потому, что их ребенка оставил с носом сосед по парте или ровесник на другом краю земли. Как и в вопросах религии, здесь яростно спорят, не утруждая себя доказательствами. С детьми нужно обходиться строже или мягче? А экзаменов у них слишком много или слишком мало? И раз уж мы заговорили об экзаменах, действительно ли они проверяют полноту усвоения материала или это просто дань нашей привычке все проверять? Помогаем ли мы развиваться инициативе, любознательности и оригинальному мышлению или зациклились на бессмысленной игре? У взрослых свои поводы для беспокойства. Что станет с нашей способностью к обучению, после того как образование будет формально завершено? Как приучить ум к постоянной активной работе? Способны ли мы сами учиться, и если да, то где и как? Все эти разговоры полезны хотя бы потому, что признают центральную роль образования во взаимосвязанном и конкурентном мире. Но штука в том, что они ни к чему не ведут. Если действия предпринимаются, то отвечают за них перевернутые с ног на голову государственные стратегии, от которых больше вреда, чем пользы. Встречаются замечательные учителя и школы, доказавшие, что совершенство возможно, но их успех трудно повторить или измерить. Вся энергия и средства, направленные на улучшение образования, так и не поколебали стрелку на шкале прогресса, что породило скепсис в отношении самой возможности системного сдвига.

Тревожно, что, твердя о кризисе, люди не видят, в чем его суть. Дело ведь вовсе не в рейтингах успеваемости и результатах экзаменов, а в их суммарном вкладе в создание коэффициента полезной деятельности человека; в реализацию потенциала каждого индивида, в сохранение человеческого достоинства. Часто отмечают, что американские школьники занимают двадцать третье место в международном рейтинге научно-технических и математических знаний. Американцев такая ситуация огорчает, но давайте признаем: экзамены и близко не отражают истинного положения дел. Я глубоко убежден, что в ближайшем будущем США сохранят за собой лидерство в точных науках и технологиях, невзирая на мнимый провал нашей системы школьного образования. Если отбросить в сторону паническую риторику, Америка не собирается сдавать позиции только по той причине, что, скажем, эстонские студенты опережают американских в разложении многочлена на множители.

Уникальное сочетание разных аспектов нашей культуры, таких как креативность, предприимчивость, оптимизм и богатство, создало специфическую среду для процветания новых идей. По этой причине самые способные дети по всему миру спят и видят во сне грин-карту, которая даст им право работать в США. С глобальной точки зрения национальные рейтинги вообще не имеют смысла. Но если паникерство не уместно, то самоуспокоенность и вовсе чревата катастрофическими последствиями.

Американская ДНК не несет в себе такого кода, который давал бы нам исключительное право на предприимчивость или изобретательность. Мы неизбежно сдадим позицию лидера, если своевременно не укрепим ее свежими и хорошо натренированными умами. Кто выиграет от того, что Америка останется генератором новых идей? Неужели лишь небольшая часть американских студентов получит доступ к образованию, вынуждая американские компании импортировать «мозги»? Безработица и неполная занятость среди молодых американцев продолжат расти всего лишь из-за отсутствия у выпускников необходимых практических навыков? Молодежь в разных странах задается одними и теми же вопросами. Как применить свои способности, будут ли они использованы на благо экономического роста или в менее благородных целях, или ими вовсе пренебрегут? Крепко ли встанет на ноги демократия в развивающемся мире, если школы там останутся плохими, а система — уязвимой и коррумпированной? Эти вопросы имеют практический и нравственный аспекты. Я убежден, что шанс получить образование должен быть у каждого. Кто знает, где родится гений? Вполне вероятно, что девочка-подросток из африканской деревни изобретет лекарство от рака. А сын рыбака из Новой Гвинеи научится тонко улавливать нужды океана. Можем ли мы позволить себе загубить эти таланты? Чем оправдаемся, если не откроем этим детям доступ к знаниям мирового уровня? Технологии и ресурсы для этого уже есть, осталось только набраться смелости и действовать. Однако мы все продолжаем дискутировать. То ли из-за отсутствия воображения, то ли из страха раскачать лодку умолкаем, едва коснувшись насущных потребностей нашей больной системы образования; мы ведем дебаты, которые касаются привычных, но бессмысленных тем — результатов экзаменов и процента окончивших школу. Это, безусловно, важно. Но гораздо важнее другое — будут ли люди нашего мира в своих ближайших поколениях заинтересованными, эффективными, способными к самореализации, и возьмут ли они на себя ответственность за подлинную демократию.

Ответ на эти вопросы требует ревизии фундаментальных основ. Как люди учатся? Какой смысл заложен в стандартной классно-урочной модели — когда днем на уроках в школе вещает учитель, а вечером предстоит отшельническое корпение над домашним заданием? И это в цифровую эпоху! Почему дети после экзаменов забывают большую часть того, что они предположительно вызубрили? Почему взрослые ощущают оторванность знаний, полученных в школе, от потребностей реальной жизни? Вот простые вопросы, которые мы должны задать. Но и после этого останется колоссальная пропасть между признанием плачевного состояния образования и попыткой исправить ситуацию. Так получилось (почему — расскажу ниже), что в 2004 году я начал экспериментировать с некоторыми идеями, которые работали. По большей части они основывались на давно доказанных принципах, но с учетом разнообразия и доступности новых технологий позволяли переосмыслить процесс обучения. Один из таких экспериментов нашел воплощение — уроки математики на YouTube. Я не знал тогда, с чего начать, возымеет ли это действие, взглянет ли хоть кто-то на выкладываемые мною видео. Я продвигался путем проб и ошибок (да, ошибки позволительны!) в свободное от основной работы время, а работал я тогда аналитиком хедж-фонда, что было делом ответственным и трудоемким. Через пару лет стало совершенно ясно, что виртуальное преподавание — моя страсть и истинное призвание. И в 2009 году я бросил работу ради того, что к тому моменту уже превратилось в Академию Хана. Название звучное, однако ресурсы этого нового учебного заведения были смехотворно мизерны. Академия владела компьютером, программным обеспечением стоимостью двадцать долларов и планшетом за восемьдесят. Уравнения и графики создавались нетвердой рукой с помощью бесплатной программы Microsoft Paint. Да, еще я взломал несколько программ для опросов и тестов на моем сайте, поддержка которого обходилась в пятьдесят долларов в месяц. Профессорско-преподавательский состав, команда инженеров и технической поддержки, а также административный штат были представлены в одном лице — моем. Бюджет формировался из моих личных сбережений. Спецодежда состояла из шестидолларовой футболки и спортивных штанов, а в должностные обязанности входило общение с компьютером и вынашивание грандиозных планов. Мечтал я не о том, чтобы сделать популярный сайт или получить сиюминутное признание в образовательной среде, а о создании чего-то долговременного и устойчивого к изменениям (хотя тогда это казалось бредом), вроде института для всего мира, который просуществовал бы сотни лет и помог коренным образом переосмыслить образование. Настало время, думал я, для внушительной и всесторонней переэкзаменовки. Новые модели образования всегда возникают на изломах истории. Гарвард и Йель появились после колонизации Северной Америки. Массачусетский технологический институт (МТИ), Стэнфорд и системы университетов штатов стали побочным продуктом индустриальной революции и американской территориальной экспансии.

Сейчас мы находимся на ранних этапах другого крупного излома — информационной революции, возможно, самой значимой в истории. В вихре этой революции жизнь меняется с молниеносной скоростью, поэтому способность к творчеству и аналитическое мышление не являются больше дополнительными опциями, они более не роскошь, а средство выживания. Мы не можем себе позволить, чтобы только часть населения земного шара имела хорошее образование. Именно поэтому я написал программное заявление, дерзкое, но осуществимое при помощи подручных, хотя и абсурдно невостребованных технологий: предоставить бесплатное образование мирового уровня для всех и повсюду. Моя философия образования была вполне прямолинейной и сугубо личной. Мне хотелось учить так, как бы я хотел, чтобы учили меня. Мне хотелось передать другим чистую радость познания, тот трепет, который возникает, когда начинаешь познавать тайны Вселенной. Мне хотелось учить не только логике, но и красоте математики и других наук. Более всего мне хотелось быть при этом одинаково понятным и ребенку, впервые столкнувшемуся с предметом, и взрослому, пытающемуся освежить свои знания, и студенту, мучающемуся с домашним заданием, и старику, желающему сохранить бодрость ума. Мне хотелось покончить со скукой на уроках, которая возникает, когда надо механически зубрить формулы с единственной целью хорошо сдать экзамен. Вместо этого мне хотелось показать моим ученикам связь между разными дисциплинами, дать им понять, нутром почувствовать, что общее представление со временем перерастет в настоящее глубокое знание, заразить их эйфорией деятельной сопричастности процессу познания, на подавление которой нацелен стандартный учебный план.